37 
— Потому что скучно.
— Скучно? Мой сын считает изучение истории скучным занятием? А теперь послушай меня, Бруно. — Отец подался вперед, тыча ножом в сына. — Здесь, за этим столом, мы оказались исключительно по милости истории. Если бы не история, сидели бы мы сейчас в тишине и покое за нашим столом в нашем берлинском доме. Здесь же мы для того, чтобы исправлять исторические ошибки.
— Все равно скучно, — повторил Бруно, особо не прислушиваясь к словам отца.
— Вам придется простить моего брата, лейтенант Котлер, — проворковала Гретель, касаясь руки гостя. Этот жест заставил маму пристально воззриться на дочку. — Он очень невежественный маленький мальчик.
— Я не невежественный, — рявкнул Бруно. И как Гретель не надоест его оскорблять! — Вам придется простить мою сестру, лейтенант Котлер, — вежливым тоном добавил он, — но она — безнадежный случай, и мы не в силах ничего изменить. Врачи говорят, что ей уже нельзя помочь.
— Заткнись! — залившись краской, выкрикнула Гретель.
— Сама заткнись, — расплылся в улыбке Бруно.
— Дети, прошу вас, — вмешалась мама.
Отец постучал ножом по столу, и все умолкли. Бруно украдкой глянул на него: сердитым папа не выглядел, но было ясно, что препирательств за столом он больше не потерпит.
— В школе мне очень нравилась история, — заговорил лейтенант Котлер. — И хотя мой отец был профессором литературы в университете, я предпочитал искусству общественные науки.
— Вот как? А я и не знала. — Мама с интересом взглянула на Котлера. Ваш отец все еще преподает?
— Наверное… По совести говоря, я точно не знаю.
Мама вскинула брови:
— Курт, как вы можете не знать? Не поддерживаете с ним отношений?
Молодой лейтенант тщательно пережевывал баранину, и этот процесс предоставил ему возможность подумать над ответом. На Бруно он метнул сердитый взгляд, в котором читалось: зря ты, парень, завел этот разговор.
— Курт, — настаивала мама, — вы не поддерживаете отношений с отцом?
— Не совсем так, — небрежно обронил Котлер, всем своим видом давая понять, что столь пустячная тема не достойна серьезного обсуждения. На маму он при этом не смотрел. — Отец уехал из Германии несколько лет назад. В тридцать восьмом, если не ошибаюсь. С тех пор я его не видел.
Отец Бруно вдруг прекратил есть и, чуть нахмурившись, поглядел на лейтенанта Котлера:
— И куда же он уехал?
— Простите, господин комендант? — переспросил Котлер, хотя вопрос отца, как всегда, прозвучал ясно и четко.
— Я поинтересовался, куда же он уехал, — повторил комендант. — Ваш отец. Профессор литературы. В какую страну?
Котлер слегка покраснел и вдруг начал заикаться.
— К-кажется… Кажется, в данное время он в Швейцарии, — выдавил он наконец. — Последнее, что я о нем слышал, он преподает в университете в Берне.
— О, Швейцария — красивая страна, — оживилась мама. — Верно, я там никогда не была, но по слухам…
— Он ведь не может быть очень старым, ваш отец. — Раскатистый голос коменданта перекрыл все прочие реплики. — Ведь вам всего… сколько? Семнадцать? Восемнадцать лет?
— Мне только что исполнилось девятнадцать, господин комендант.
— Значит, вашему отцу немного за сорок, надо полагать?
Лейтенант Котлер не отвечал, продолжая усердно жевать. Правда, судя по его виду, удовольствия от еды больше не получал.
— Странно, что он предпочел покинуть свою Родину, — заметил отец.
— Мы с отцом никогда не были близки, — выпалил Котлер, оглядывая присутствующих, словно обязан был оправдаться перед всеми, кто сидел за столом. — На самом деле мы не общались долгие годы.
— А могу ли я узнать, продолжал комендант, — по какой причине он покинул Германию в эпоху ее величайшей славы и судьбоносных испытаний, когда долг каждого из нас сделать все, что в наших силах, дабы поспособствовать нашему национальному возрождению? У него туберкулез?
Лейтенант Котлер в замешательстве уставился на коменданта:
— Простите?
— Он уехал в Швейцарию на лечение? — пояснил комендант. — Либо у него была иная, особая причина, чтобы покинуть Германию? В тридцать восьмом году, — добавил он после паузы.
— Боюсь, я не знаю, господин комендант, — промямлил Котлер. — Об этом надо спросить у него самого.
— Пожалуй, это будет трудновато сделать, не находите? Ведь он так далеко от нас. Но возможно, я прав. Он всего лишь болен. — Поколебавшись, комендант снова взялся за вилку и нож. — Либо он из недовольных.
37 
