17 
— Вот то, что я называю настоящий «бакару», — заметил Киннкэйд, воспользовавшись просторечным словом, образованным от «вакеро» и появившимся в языке раньше, чем слово «ковбой».
Оглядев вошедшего с головы до ног, Расти ехидно хмыкнул.
— Надеюсь, он садится на корточки, не снимая шпор, — заметил он.
— Меткое замечание, — одобрил приятеля Киннкэйд.
Расти фыркнул, давясь от смеха.
— Оди Хэйс, это ты, стройный дьяволенок? — воскликнула Старр Дэвис, заметив нового гостя. — Однако сегодня не суббота. Что ты делаешь в городе?
— Ну, сейчас расскажу, как это вышло. — Он сдвинул шляпу со лба, показав исчерченное жесткими и резкими линиями лицо. — В прошлом месяце я был в Уиннимакке и встретил там туриста с айовскими номерами. Сзади на бампере у него была наклейка, а на ней надпись: «Ты поцеловал сегодня своих детишек?» Я об этом задумался. И чем больше думал, тем лучше понимал, сколько времени прошло с тех пор, как обнимали и целовали меня. Поэтому я отправился в город за теплыми объятиями и холодным пивом.
Он состроил гримасу и раскрыл Старр свои объятия. Она смотрела на него, качая головой и явно забавляясь этой сценой.
— Что касается холодного пива, на него ты можешь рассчитывать, — сказала она смеясь. — Что же до остального, то устраивайся сам как хочешь.
По залу пробежал приглушенный смешок, как рябь по воде, — посетители, слушавшие их разговор, обменивались улыбками и кивали друг другу, по-видимому, удовлетворенные тем, что Старр ответила именно так, как они ожидали.
— А знаешь, эта женщина может выбрать любого мужчину в городе, — задумчиво заметил Расти.
Киннкэйд вспоминал свою беседу со Старр после стычки с Де Пардом.
— Думаю, свой выбор она уже сделала.
— Я так и понял, — сказал Расти, глядя на приближающуюся к их столику Старр.
— Как у вас с напитками? — Ее взгляд остановился на их почти пустых стаканах. — Хотите заказать по второму разу?
— Только не я. — Расти похлопал себя по животу. — Прежде чем заказать выпивку, мне следует положить что-нибудь в рот.
— Мне тоже, — присоединился к нему Киннкэйд.
— В таком случае… — Старр полуобернулась к бару, — Рой, принеси джентльменам меню.
Одарив Киннкэйда ослепительной улыбкой, она отошла от их столика, на прощание ласково потрепав его по спине.
Из-за стойки бара появился Рой и подошел к ним, неся два покрытых пластиком листка с меню и ворча что-то себе под нос. Он без церемоний бросил их на стол.
— Завтрака у нас все еще нет, — объявил он и тотчас же удалился.
— Веселый малый, — пробормотал Киннкэйд, потом поднял глаза на входную дверь и увидел, как Хоуг Миллер, протискивая свое мощное тело, вползает в зал. Как только он заметил Киннкэйда, улыбка сбежала с его лица.
— Вы починили радиатор в моем грузовике?
— Да, все в порядке, — холодно ответил Хоуг. — Но сегодня мастерская закрыта и не откроется до завтра. В семь часов утра можете зайти и получить свою машину. После того как расплатитесь, конечно.
Судя по всему, Хоуг ждал от Киннкэйда возражений, но тот не стал вступать в спор и только сухо ответил:
— Я и не требую, чтобы вы отдали ее мне сейчас. Я приду утром около семи.
Когда Хоуг Миллер проследовал к бару, чтобы присоединиться к своим приятелям, толпившимся там, в его тяжеловесной походке сквозило самодовольство. Все они улыбались, одобряя то, как он отделал чужака, и искоса бросали насмешливые взгляды на Киннкэйда.
Не обращая на них ни малейшего внимания, Киннкэйд взял в руки меню.
Часом позже, покончив с едой, Киннкэйд вытащил из кармана рубашки еще одну длинную и тонкую сигару, зажег ее и задул спичку, прежде чем положить ее в пластиковую пепельницу на столе.
Снова открылась входная дверь, и послышался топот сапог, оповещая о прибытии новых посетителей. И снова внимание Киннкэйда привлекло трио вошедших. Сначала он оглядел мальчика, тотчас же отделившегося от своих спутников.
— Привет, мама, Я вернулся, — сказал он Старр Дэвис, когда та приветствовала пришедших.
— Да уж пора, — сказала Старр.
Она оглядела своего сына с материнской гордостью и даже обожанием. На пути к превращению в рослого и видного мужчину он уже обогнал ее на добрых два дюйма. Старр протянула к нему руку и отвела от его виска воображаемую прядь волос, найдя таким образом оправдание своей потребности дотронуться до него. Он был ее ребенком, он был единственным светлым пятном в ее жизни.
17 
