21 
Не имея возможности удовлетворить любопытство, и даже удивившись тому, что то внезапно проснулось, Тимофей обратился за помощью к единственному, имеющемуся у него источнику информации о новой сотруднице — документам, которые та оставила.
Однако ни трудовая книжка, ни множество сертификатов и свидетельств об окончании различных специализаций и курсов не помогли ему разобраться. Наоборот, добавили еще вопросов и больше запутали.
Оказалось, что изначально Александра Олеговна специализировалась на акушера-гинеколога и даже отработала по специальности пять лет. Ее выбор был вполне понятен Тимофею, учитывая родословную Александры.
А вот отчего после она вдруг уволилась из ведущего роддома областного центра и сменила специализацию, причем на терапию, полностью порвав с хирургией — было совершенно не ясно. Если люди и понимали, что выбрали не свою стезю, то не так же поздно? Не после того, как защитили первую категорию вне планово?
Нет, он не сомневался в ее квалификации терапевта, и тут категория говорила сама за себя, ту не давали за связи и красивые глаза. Но что же заставило человека так круто поменять поле деятельности?
Над этими вопросами Тимофей и просидел до семи, то так, то эдак вертя ее документы и рассматривая фотографию в сертификате врача-специалиста. Эту девочку он помнил, именно такую. У нее он и вел хирургию. И, кстати, глаза у Александры Олеговны и правда были красивыми. И тогда, и сейчас.
Только теперь стали совершенно другими. Не хуже, настороженней и отрешенней. И взгляд смотрел иначе. В принципе, Тимофей догадывался, что ее изменило. И почему-то задумался о том, сколько еще людей, которых он знал или видел мельком когда-то, жизнь изменила и побила за эти десять лет? Сумел ли хоть кто-то из них добиться того, о чем мечтал в юности? Или, подобно ему самому, да той же Александре Олеговне — они оказывались вовсе не в том месте, в котором видели себя? Получили не тот итог, на который рассчитывали?
На ум пришел Коля, хоть Тимофей познакомился с ним уже переехав сюда. То же ведь, натерпелся, пережил такое, что и говорить чаще всего не хочет, старается не вспоминать, но смог в какой-то степени найти мир в душе, стал священником, другим пытается помогать. Тимофей не совсем понимал выход Николая, наверное потому, что в какой-то момент потерял во многое веру, им в доброту Бога в том числе. Но в какой-то степени считал выбор Николая победой над жизнью. Тот сумел встать, преодолел самого себя в первую очередь.
Сам Тимофей пока не был уверен, что сумеет поступить похоже. Да и не видел смысла. Благородных целей в его жизни не было. Разве что медицина, которая давно стала не профессией, а жизнью. Так он и сейчас людей спасал, что же менять? Для чего, коли всех и так все устраивает?
Тимофей даже не замечал дороги, по которой шел, машинально кивал встречающимся людям, зная, что те давно привыкли к его отстраненному поведению и перепадам настроения. Он их лечил и все, за любезным и приветливым общением к нему не обращались. Подумал, что стоило бы зайти в магазин, хоть чего-то купить съестного. Но так и не пошел, решил, что еще один ужин из вареной в мундирах картошки его не убьет.
Почти дойдя до своего дома он вдруг остановился, привлеченный непривычным зрелищем света в окне соседней хаты.
Вот, значит, куда поселили Семченко. Мог бы и догадаться, самая приличная из свободных хат здесь. Но почему-то удивился, да и непривычно было смотреть на дом, который пустовал столько лет.
Во дворе стояла машина. Хорошая, «хонда», наверняка автомат. Тимофей любил хорошие машины. Только, если Александра Олеговна собиралась и дальше ездить — ту ей придется поменять на что-то гораздо проще и куда более приспособленней к их дорогам. Этот современный, красивый и явно дорогой автомобиль недолго в Андреевке протянет.
Оторвавшись от изучения машины, он снова глянул на дом. Каким-то невероятным образом за те несколько часов, которые прошли с ее приезда, Александра Олеговна умудрилась вымыть окна, выстирать занавески, оказавшиеся белыми, а не коричнево-серыми, какими их видел Тимофей все это время. В светлом прямоугольнике окна смутно виднелся размытый силуэт небольшого букетика каких-то цветов на подоконнике. Дом казался почти уютным и, странное дело — уже обжитым. И как женщины умудрялись это делать? Он понятия не имел.
Легкий ветер донес до него давно забытый запах чего-то слишком вкусного. Тимофей даже не сразу понял, что пахнет все той же картошкой, только жаренной, да с мясом.
21 
