55 
Я не верила своим глазам! Выходит, я не достаточно много для него значу — он даже не попытался обсудить со мной то, что произошло! Он даже не задержался, чтобы ударить Джея Пи по лицу за то, что тот пытался увести его девушку!
Наверное, это потому, что я уже не его девушка.
А еще, наверное, мне не стоило так уж сильно удивляться. В прошлом году, на вечеринке, когда Майкл увидел, как я танцую сексуальный танец с Джеем Пи он тоже ничего об этом не сказал. Но после того случая он и не игнорировал меня полностью, как сейчас.
О господи, я не могу даже думать об этом! Я надеялась, что если напишу обо всем в дневник, это мне поможет, но нет, не помогает. Я пишу, а руки у меня ДО СИХ ПОР дрожат. Что со мной творится? И с желудком непонятно что. Вряд ли это из-за чизбургера — с тех пор, как я его съела, прошло несколько часов, к тому же медсестра дала мне антацидные таблетки...
Ну почему, ПОЧЕМУ он ничего не сказал? Я ЦЕЛОВАЛА ДРУГОГО МУЖЧИНУ. Хоть бы что-нибудь сказал! Пусть даже «Прощай навсегда».
Прощай навсегда... О господи, сегодня вечером он уезжает! Навсегда.
А как же он классно выглядел, когда стоял там, такой высокий, сильный, со свежевыбритой шеей (во всяком случае, я думаю. Хотя реально у меня не было возможности подойти и проверить. Или понюхать. О господи, как я скучаю по запаху шеи Майкла! Наверняка, если бы я вдохнула этот запах прямо сейчас, у меня бы перестали дрожать руки и желудок перестал бы бурлить и кувыркаться в животе).
Майкл выглядел так, будто он ужасно потрясен, задет...
О господи, кажется, меня по-настоящему вырвет...
10 сентября, пятница,
в лимузине по пути в «Четыре сезона»
Меня вырвало в кабинете медсестры. Хорошо, что Ларе вовремя меня туда доставил.
Не знаю, что на меня нашло. Я сидела себе на математике, писала в дневник, и вдруг мне представилось потрясенное лицо Майкла, когда я повернулась и увидела его после того, как поцеловала Джея Пи. И тут меня вдруг бросило в пот, и Ларе, который сидел рядом со мной, спросил:
— Принцесса, вы в порядке?
— Нет, — сказала я.
Я и глазом моргнуть не успела, как Ларс схватил меня за руку и потащил из класса в коридор, в кабинет медсестры, и поставил у раковины, куда меня и вырвало, — кажется, из меня вышел весь чизбургер с беконом, который я проглотила в обеденный перерыв.
Медсестра Ллойд смерила мне температуру и сказала, что она нормальная, но сейчас ходит желудочный грипп, и я, наверное, его подцепила. Еще она сказала, что мне нельзя оставаться в школе, а то я всех перезаражу.
Она позвонила к нам в мансарду, но там никого не оказалось. Если бы она меня спросила, я бы ей сразу сказала, что она никого не застанет. В этом семестре у мистера Дж. по пятницам уроки только полдня, поэтому он приходит домой рано. Наверное, они с мамой поехали в Нью-Джерси посмотреть фильм — уж не знаю, что там сейчас идет на дневном сеансе, — а потом заехали в магазин за подгузниками для Рокки, по пятницам это их обычный ритуал.
Ларс решил отвезти меня к бабушке, потому что он не хотел оставлять меня одну в таком состоянии.
По-видимому, он считал, что для меня болеть в обществе бабушки лучше, чем в собственной удобной постели. Я лично не видела в этом никакой логики, но у меня не было сил спорить.
Мне не хватило духу сказать медсестре Ллойд, что моя болезнь — вовсе не желудочный грипп. Что моя болезнь называется «слишком-много-мяса-после-воздержания-длиной-в-жизнь» и еще «мой-парень-отдал-свое-Драгоценное-Сскровище-другой-девушке-и-сегодня-улетает-в-Японию».
Но у моей болезни есть одна общая черта с гриппом: ни от того, ни от другого не существует таблетки.
Особенно, когда заболевание сопровождается еще одним: «я-поцеловала-экс-бойфренда-моей-лучшей-подруги-на-глазах-у-моего-собственного-экс-бойфренда».
Самое печальное во всей этой истории то, что мне очень хотелось позвонить Майклу и сообщить, что меня по болезни освободили от школы. Мне всегда становится лучше, когда я говорю с Майклом.
Но я не могла ему позвонить. Никогда больше не смогу. После того, что случилось, что я могу ему СКАЗАТЬ?
Хорошо, что в лимузине есть бумажные пакеты на случай рвоты.
10 сентября, пятница, 15.00,
«Четыре сезона»
Бабушка — самый неподходящий человек, с которым стоило бы оставаться, когда болеешь. Она сама никогда не болеет, во всяком случае, не помнит, каково это, когда ты болеешь, поэтому у нее нет ни малейшего сочувствия к тому, кто неважно себя чувствует.
55 
