Нонни давно считалась почетным членом их сообщества, посетила множество подобных празднеств и знала, что ко дню Благодарения ей следует испечь двойную порцию пирогов с орехами, а картофельное суфле, свое фирменное блюдо, держать в резерве дома, на случай если гостям захочется совершить романтическое путешествие вверх по реке в ее обиталище.
В этом году центром всеобщего внимания стала Сами, которая уже начала ходить, держась ручонками за мебель. Пейдж купила ей мягонький темно-синий свитерок, свободный блузон с вышивкой, надевавшийся поверх, и подходящие по цвету вязаные колготки. Сами была просто очаровательна в новом наряде, который подчеркивал нежный овал ее личика, обрамлявшийся темными волнистыми волосиками. Другие дети, принимавшие участие в празднике вместе с родителями, буквально не отходили от нее и чуть ли не дрались, чтобы поиграть с ней.
Пейдж надеялась, что Ноа присоединится к ним, но он отправился в Санта-Фе навестить родителей. Она решила, что это, пожалуй, и к лучшему. Начиная с ее дня рождения, они виделись почти каждый день. Иногда встречались в больнице, куда Ноа подвозил группу своих учеников, присматривающих за больными, а иногда и он приходил к ней поздним вечером. Несколько раз они вместе проводили ночи у нее. Он пробирался в дом, когда Нонни поднималась к себе в спальню, и уходил на цыпочках на рассвете. Хотя Пейдж и чувствовала, что обманывает Нонни, но отказать себе в этом не могла – уж больно хорошо ей было в объятиях Ноа.
Вот почему для Пейдж оказалась важной передышка, которую она получила, когда Ноа уехал. Слишком много теперь изменилось в ее жизни. Она понимала, что некоторые вещи, такие, как празднование дня Благодарения в компании с «чужаками» – так звали себя члены их компании, продлятся и впредь и будут проводиться после того, как Ноа уедет из Таккера.
Ночью начал падать снег, он шел и на следующее утро, и Пейдж пришлось прокладывать себе дорогу через сугробы, чтобы добраться до своей работы. Они с Питером оказались на работе вдвоем, поскольку Энджи и Бен отправились в Нью-Йорк, а Цинтия вернулась на праздники домой в Баулдер. Хотя школы были закрыты на каникулы, но простуды, аллергии и разного рода воспаления праздников не признавали.
Пейдж отработала полный день и еще успела забежать в больницу, чтобы проведать Джилл, поэтому, когда она наконец приехала домой, почувствовала себя утомленной. Она решила, что устала не столько из-за работы, сколько из-за довольно бурного праздничного дня и суеты, которая сопровождает всякое большое сборище.
Она подумала о Ноа, пришлось ли ему участвовать в каком-нибудь шумном мероприятии в честь праздника, и испытывает ли он чувство усталости, пережив праздничные дни. Пейдж сильно в этом сомневалась. Он не позвонил ей; правда, он и не обещал, но она думала, что если уж он к ней неравнодушен, то обязательно снимет трубку. Она знала, что Ноа находится в кругу своего семейства. Все дело в том, что ему нравится Нью-Мексико, и, находясь там, он совершенно забыл про Таккер.
Сами тоже испытывала послепраздничный дискомфорт, судя по тому, сколько блюд, предложенных ей на пробу Пейдж, она отодвинула, даже не прикоснувшись. Она даже не стала пить молоко и отвернулась от привычной бутылочки. Отказалась качаться на качелях, которые Пейдж подвесила для нее на кухне. В мячик ей тоже не хотелось играть. Единственное, что она с удовольствием соглашалась делать, – это как можно дольше быть в объятиях Пейдж, и та взяла ее к себе на руки. Когда в восемь тридцать раздался звонок по телефону, Пейдж с бьющимся сердцем кинулась к аппарату, но сразу же выяснилось, что это не Ноа. Звонили из больницы, необходимо было ее присутствие, так как некий четырехлетка обварил себе ногу кипятком. Пейдж съездила туда, а потом примчалась назад.
Но дома ничего не изменилось, и Сами по-прежнему капризничала. Когда Пейдж наконец уложила девочку в кроватку, то увидела, что у нее появился насморк, поэтому Пейдж ничуть не удивилась, что малышка проснулась среди ночи горячая и в испарине. Дети легко заражаются простудой от других детей. Это – неизбежно и к тому же содействует развитию иммунитета. Но, зная все это, Пейдж все-таки испытывала тревогу за маленькую, ведь Сами такая крошечная и беспомощная.
Пейдж сделала Сами горячую ванночку, а потом уговорила ее принять детский тиленол. Уложив ее снова в кроватку, она села рядом и принялась напевать колыбельную, которую в свое время ей пела Нонни. Сами задремала, но скоро проснулась вся в слезах. Пейдж отерла ей личико влажным полотенцем и дала попить яблочного сока, но девочка справилась только с половиной бутылочки. Она также переменила ей пеленки и расчесала волосики. Потом она взяла девочку на руки и уселась в кресло-качалку, раздумывая над тем, что современная медицина до сих пор еще не в состоянии победить обыкновенной простуды.