– Зачем ты мне говоришь все это? – закричала она. Ведь она пришла за поддержкой, а не затем, чтобы подвергнуться невыносимой пытке.
Он не ответил, просто стоял, уперев руки в бока, но взгляд, которым он смотрел на нее, вдруг вызвал у Пейдж острый приступ жалости. Его очки сверкали в свете лампы, но за стеклами – она готова была в этом поклясться – на его глазах были видны слезы.
Уже более мягким тоном он сказал:
– Иногда я и собственную жизнь пересматриваю так же. Ведь я тоже целый день работаю, а когда возвращаюсь домой, ложусь в холодную постель. Теперь мне вполне можно дать мои сорок четыре, и я спрашиваю себя, куда мне идти дальше? Я думал, что приехал сюда только из-за Сары, ничего не ожидая для себя лично. И вдруг на горизонте появляется нечто прекрасное. Оно словно ждет, чтобы я его взял, но мне все кажется, что, если я подберусь поближе, эта дивная тень выскользнет у меня между пальцами и растает без следа. Так что мое положение ничуть не лучше твоего.
Она подошла и просунула руку ему под локоть.
– Ты ведь не про нас с тобой говоришь, правда?
Он покачал головой.
– И не о нынешней своей работе?
С минуту Ноа напряженно думал, сжав рот в узкую щель. Затем пожал плечами.
– То и другое неотделимо друг от друга. Маунт-Корт уже не кажется мне таким плохим, поскольку, когда я вечером выбираюсь за пределы школы, я знаю, что у меня есть шанс от больницы. А может быть, трудности кажутся мне не столь уж непреодолимыми, поскольку я могу рассказать тебе о них ночью? – Видно было, что Ноа в недоумении и просто рассуждает вслух, не зная, как ответить на все эти вопросы. – Впрочем, я ничего у тебя не просил, Пейдж. Мне не нужны были здесь никакие интрижки. Я приехал сюда с целью отбыть год, а затем уехать. У нас с Сарой много было, что обсудить, да и сейчас осталось. Меньше всего мне было нужно – и я совершенно не собирался – влюбляться в замужнюю женщину.
Пейдж оторопела.
– Но я не замужем.
– Замужем. Замужем за городом, за своей практикой, за своим глубочайшим убеждением, что раньше все было лучше. – Он улыбнулся печальной улыбкой и прижал ее ладонь к своему бедру. – Ты пришла ко мне за утешением, потому что в замешательстве и не знаешь, что предпринять. Что ж, я тоже в смущении и не знаю, что сказать тебе по поводу Сами. Это только ты можешь решить для себя. – В кабинете Ноа неожиданно зазвонил телефон. – Знаю только, что решать тебе надо быстро. Я не эксперт и не знаю, как работают агентства такого рода, но полагаю, что если колесики закрутились, то остановить их будет трудно. К тому времени, как ты надумаешь и отважишься им позвонить, может быть уже поздно. Ты потеряешь Сами только благодаря попыткам оттянуть решение.
И его тоже, подумала Пейдж. И его она тоже потеряет, если станет тянуть с решением. Но сколько же всего необходимо передумать, прежде чем такое решение принять. Вся ее жизнь должна измениться, а ведь ей раньше жилось так просто!
Телефон зазвонил снова.
– Так или иначе, – сказал он самым нежным голосом, какого она до сих пор от него не слышала, – решение тебе принимать придется, и скоро. Прежде чем захлопнется окошко. – Он отпустил ее ладонь и направился к аппарату.
Мара тоже писала об окне, о возможностях в жизни, которые предоставляются и пропадают. Ноа был в этом прав. Или ей начинать новую жизнь, или возвращаться к старой. Той, в которой ей было все известно и знакомо. Новая же была наполнена всевозможными сюрпризами и неожиданностями. Старая казалась такой безопасной и покойной, а новая – кто его знает, как в ней все сложится, в новой?
Она повернулась, хотела уже уйти, чтобы все хорошо обдумать.
– Подожди, – сказал Ноа, продолжая прижимать трубку к уху и хмурясь. – У меня доктор Пфейффер, – произнес он, обращаясь к кому-то на противоположном конце провода. – Мы сейчас же выходим. – Он повесил трубку и потянулся за пиджаком. – Джули Энджел сейчас в стационаре. Она упала в обморок в библиотеке, а сестра не понимает, что говорит ей Джули, когда она задает вопросы.
Пейдж ухватилась за проблемы с Джули, чтобы не думать о собственных.
– Например? – спросила она, когда они с Ноа торопливо выходили из кабинета. Пейдж подумала о наркотиках. Резкая линия подбородка, обозначавшаяся на лице Ноа, свидетельствовала о том, что он чрезвычайно озабочен.
– Например, установлено, что она не в первый раз в подобном положении, – сказал он, – как и то, что ее тошнит по утрам в течение всей этой недели.