– В таком случае желательно, чтобы Маунт-Корт двигался в нужном направлении, – заявила Пейдж с уверенностью, которая, казалось, была похоронена вместе с Марой у подножия холма. Но Мара продолжала жить в Питере и Кэт Энн, в Энджи и Бене, и вот теперь – в Пейдж. Это придавало смысл всему окружающему, то было чувство обретения власти над собой и событиями, в которых приходилось участвовать.
– Что ты сказала? – с удивлением спросил Ноа. Пейдж хотела было повторить, но заметила Сару, которая печально и одиноко стояла у дверей, ведущих на кухню. Она протянула руку и, когда Сара присоединилась к их маленькой группке, сказала:
– Твой отец только что сделал чрезвычайно важное признание. Он заявил, что, если бы даже у него был другой – лучший – выбор, он все равно остался бы в Маунт-Корте. Что ты скажешь на это?
Сара пожала плечами.
– Я не имею ничего против Маунт-Корта.
– «Ничего против» – слишком расплывчатое заявление. Ему не хватает энтузиазма.
– Хорошо. Мне нравится Маунт-Корт! – сказала Сара.
– Значит, ты тоже не против того, чтобы здесь остаться?
– Да!
Пейдж по улыбке поняла, что девушка сказала правду, которую пыталась скрыть, и сама с удовлетворением вздохнула.
– Что ж, нам всего-то и остается найти парня, который стал отцом будущего ребенка Джули. – Она взглянула на Ноа. – Только как это сделать?
– Необходимо встретиться с учениками, – ответил тот. – Сейчас как раз проходят последние занятия перед экзаменами. Я хотел бы увидеться хотя бы с некоторыми из них.
– Ты настроишь всех против Джули! – вскрикнула Сара.
– Нет. Я просто скажу, что своим заявлением она хочет защитить кого-то из учащихся, но нам необходимо знать, кто этот человек. Я не собираюсь критиковать поступок Джули.
– Они тебя неправильно поймут и будут молчать.
– Как ты думаешь, они знают истинного виновника беременности Джули?
– Представления не имею.
– А ты сама знаешь, кто он?
– Ты предлагаешь мне выдать товарища?
– Нет, я спрашиваю, знаешь ли ты, кто это такой?
– Не вижу разницы! – ответила Сара. Она отошла от них и скрылась на кухне.
Ноа перевел дух. Потом он взглянул на Пейдж и сказал:
– Она права, ведь так?
Пейдж было больно и за отца, и за дочь.
– У нее незавидное положение. Она разрывается между отцом и своими приятелями.
– Я бы никогда не поставил ее в подобное положение, если бы ситуация и в самом деле не оказалась почти критической. А ведь я так близко подобрался к взаимопониманию… к тому, чтобы заполучить все счастье разом… – Голос Ноа задрожал, выдавая его волнение. Он привлек Пейдж к себе, ему было нужно успокоение, и Пейдж постаралась, чтобы он ощутил покой и уверенность, исходившие от нее. Для нее самой возможность дать успокоение любимому человеку и принести ему уверенность в завтрашнем дне казалась огромной радостью и вовсе не напоминала то страшное бремя, которого она пыталась избегать всю свою жизнь…
Ноа прекрасно знал, что означает кодекс молчания в Маунт-Корте и ему подобных заведениях, и понимал, какой взрыв общественного неприятия и даже ненависти может навлечь на себя ученик, который его нарушит. Поэтому он решил сконцентрировать свои усилия на беседах с первогодками и выпускниками, а второкурсников оставил на потом.
Он положил много трудов, чтобы построить вновь взаимоотношения с Сарой. Эти отношения были весьма хрупкими и подверженными любой случайности, и ему бы не хотелось, чтобы они, не успев до конца оформиться, дали трещину.
Никто не признался в грехе. Прошел один день, другой и еще один, но обвинения против Питера Грейса и администрации Маунт-Корта по-прежнему оставались в силе и, более того, становились все весомее хотя бы потому, что никто не доказал их абсурдность. Но до сих пор не было выдвинуто и формальных обвинений, хотя слухи о назревшем скандале распространились по всему городу. Немедленно последовала реакция в виде отмены медицинских консультаций горожанами. Лечебный корпус стали посещать значительно реже.
Ноа снова и снова разговаривал с учениками, Пейдж от него не отставала. Они старались объяснить, под какой угрозой оказался Питер и что произойдет с Маунт-Кортом, если ложные обвинения восторжествуют. Они призывали к правде, но, увы, сколько Ноа ни взывал к чувству справедливости учеников, обещая им полную конфиденциальность, если они придут к нему в кабинет с нужными сведениями, никто не приходил.