Она шла торопливо, почти бежала впереди его, и остановилась у дерева на самом краю парка. Солнце высветило ее волосы и заиграло в них. Питер поднял фотоаппарат и нашел ее в видоискателе. Приблизившись, он стал прикидывать, куда ему стать, чтобы свет падал на девушку. Он уже наводил аппарат на резкость, когда она оторвалась от дерева и быстрыми шагами двинулась в глубь парка, остановившись на этот раз у длинной деревянной скамьи. Там она уселась совершенно невинным образом и вызывающе посмотрела в объектив, словно предлагая тем самым Питеру начать фотографировать.
– Подними-ка подбородок… Прекрасно. Так когда, ты говоришь, день рождения твой мачехи?
– В ноябре. Вполне достаточно времени, чтобы сделать и отпечатать хороший снимок. Конечно же, я вам заплачу. Вы будете моим официальным фотографом. – Она соскочила со скамейки. – А как вам нравится эта стайка? – Она указала на группку березок поблизости, которые из-за солнечного освещения потеряли реальность очертаний и были похожи на стайку юных пансионерок.
Питер, у которого и в мыслях не было брать деньги за один-единственный снимок для мачехи, отмечавшей свой день рождения не то в октябре, не то в ноябре, выразил восхищение деревцами и, фотографируя их, на некоторое время потерял Джули из виду. Он продолжал держать фотоаппарат у лица, когда она намеренно влезла в его очередной кадр. Заметив метаморфозы, происшедшие с девушкой, он немедленно опустил фотоаппарат.
– Джули, – только и смог он выдавить из себя.
– Только несколько штук, – бормотала она, стаскивая с себя блузку и приближаясь. – Сегодня освещение особенно удачное.
– Сейчас же оденься!
Но она отбросила блузку подальше от себя, а бюстгалтера, как оказалось, она или вовсе не носила, или уже успела от него избавиться.
Ее груди были высокими и полными, можно сказать, свежими, – так вообще можно охарактеризовать молодую женщину, находящуюся в своей лучшей физической форме. Обнаженной, ей можно было дать и семнадцать, и двадцать один, и двадцать пять лет. Но она была его пациенткой, всего-навсего школьницей и училась в школе, где доктор официально числился в штате сотрудников. Питер демонстративно повесил фотоаппарат на плечо.
– Я не стану снимать тебя обнаженной.
– Я не обнаженная, – ответила ему деловито Джули, – на мне трусики.
– Сейчас же одевайся, Джули. Я отведу тебя к ребятам.
Она отрицательно затрясла пышной гривой волос. С уверенностью женщины, которая знает цену своим прелестям и об их воздействии на окружающих, она подняла глаза и посмотрела на Питера в упор.
– Потрогайте меня, – прошептала она, находясь от Питера на расстоянии каких-нибудь нескольких дюймов.
– Гм, – пробасил в ответ Питер. Его рука, продолжавшая удерживать за объектив фотоаппарат, слегка задрожала.
– Вы что, не находите меня привлекательной?
– Наоборот, Джули, но ты моя пациентка, с одной стороны, а с другой – ты еще совсем ребенок.
– Я не ребенок. Мне уже восемнадцать. И я пациентка доктора Пфейффер с тех пор, как доктор О'Нейл умерла.
С тех пор, как доктор О'Нейл умерла… Что бы Мара сделала, если бы ей довелось видеть его сейчас? При этой мысли он отодвинулся от девушки и потянулся за ее блузкой. Но та пристально следила за каждым его движением.
– Вы, – произнесла она, – самый привлекательный мужчина в этом гнусном городишке.
Он попытался расправить блузку и накинуть на голые плечи Джули, но обнаружил, что рукава у нее вывернуты наизнанку. Он принялся приводить одежду девушки в порядок.
– Половина девушек в нашей школе влюблены в вас. – Она прижалась губами к его подбородку.
Питер еще больше сконцентрировал внимание на блузке. Ему удалось привести в порядок один рукав, и сейчас он упорно трудился над вторым.
– Я не девственница, если это то, что вас волнует. Мне уже приходилось заниматься такими делами.
– Оставь меня в покое, Джули, – строго произнес он, вывернув наконец второй рукав так, как следовало. Потом ему удалось накинуть ей блузку на плечи, но оказалось, что тем самым он подтянул ее к себе почти вплотную. Она ухватилась руками за пряжку его брючного ремня. Потом ее рука скользнула ниже.
– А ведь вы хотите меня, – вдруг заявила она, улыбаясь победоносно и горделиво.
– Нет! – выкрикнул он и отступил на шаг назад. – Нет, – повторил он уже более тихим голосом и поднял руки, изображая безоговорочную капитуляцию. – Я просто польщен. Ты такая красивая девочка. Но всякие отношения между нами невозможны.