68 
— Он от него еще до рождения отказался, так что Мишка — только мой сын и ничей больше. Я ему и отчество другое придумала, чтобы ничего ему от этого засранца не перешло по наследству. Но природа надо мной решила посмеяться, и вот у темноволосой мамы южного типа появился классический блондин. Но ты меня теперь слегка успокоил: если он пойдет по твоим стопам, то есть шанс, что блондином он не останется.
— Вот прицепилась к цвету волос! Да забудь ты, плюнь и разотри. Лучше давай о нас подумаем!
— Не хочу думать!
— А что хочешь?
— Тебя хочу…
* * *
Домой Наталья опять вернулась после двенадцати. Пашка не спал, курил на кухне и ждал ее. Почему-то его вид вызвал у Наташки дикий приступ раздражения. Она быстро повесила шубу на вешалку и, стараясь не шуметь, прошла на кухню, чтобы вскипятить себе чаю.
— Я тебе звонил несколько раз…
— Я не слышала телефон, у нас музыка грохотала.
— И ты даже не хочешь спросить, что случилось?
— Ну, что случилось?
— К маме вызывали «скорую».
— Что-то серьезное?
— Она увидела, что ты без шапки ушла, переволновалась, что у тебя менингит будет. В итоге у нее сердце заболело.
— Хочешь сказать, что ее забрали в больницу?
— Нет, померили давление, сказали, что все в норме, накормили валидолом и уехали. Сказали, чтобы поменьше беспокоилась. Не врачи, а коновалы.
— Извини, Паша, но я не верю в эту внезапную болезнь твоей мамы. Что-то в последнее время она зачастила «скорую» по поводу и без повода вызывать. Мне кажется, она просто хочет лишний раз обратить на себя внимание, только и всего.
— Как ты можешь так говорить! Ей же было так плохо, я сам видел!
— Ну и что ты видел? Причитающую маму, хватающуюся за сердце? Прости, я тоже так могу повопить, если скучно станет. А сердце у нее здоровое, нам бы такое иметь, как у нее. Или не помнишь, что ей кардиолог в прошлом году сказал?
— А вдруг она за этот год резко сдала? Она же так устает!
— От чего? От своей мышиной возни по дому? Продукты я домой приношу, мусор ты выбрасываешь, Мишкой все по очереди занимаемся. А к готовке и уборке она сама никого не допускает, будто сам этого не знаешь! Так что, дорогой, если бы она действительно уставала — то нашла бы способ снять с себя часть домашней работы. А раз она об этом даже слышать не хочет — значит, ничего у нее не болит. Просто капризничает.
— Ты стала какая-то другая, чужая. И говоришь такие ужасные вещи. Раньше ты так не поступала с нами.
— Как — «так»? Да, раньше я закрывала глаза на все чудачества твоей матушки, а сейчас извини, устала. Мне еще ее ремонт долго в кошмарных снах видеться будет, а про все остальное я уже просто молчу. Ведь говорили ей: не торопись, давай все вместе обсудим. А в итоге? Обои в ванной, как я и предсказывала, уже в трубочку по краям сворачиваются, в туалете тоже что-то вроде серпантина с потолка свисает из-за того, что она обои на трубу с вечным конденсатом намотала. Кухня теперь выглядит, как какой-то балаган: мало было хохломы на столе, так она еще и стены обоями под хохлому оклеила. Меня уже тошнит от всего этого. А сколько она во все это денег вбухала? Это кто-нибудь считал?
— Малыш, ну пойми ты, она пожилой человек, со своими безобидными странностями. Разве это так сложно — просто быть чуть-чуть терпимее к ней?
— Паша, я уже устала от всех этих «чуть-чуть». Я на грани срыва. И, между прочим, все ее странности не настолько уж и безобидны. Ты знаешь, что она Мишке понарассказывала? Я его тут спрашиваю — ну что, Мишанька, в детский сад пойдешь? А он мне: нет. Я его спрашиваю, почему это? А он отвечает: мне баба Зина сказала, что там микробы живут, и туда плохие дети ходят, которые меня бить будут. Ты представляешь! Оказалось, что микробы — «это такие ужасные черные бяки, которые нападают на тебя, если ты не слушаешься взрослых и по дому без тапочек ходишь». Запугала мне ребенка, наговорила ему кучу глупостей. И как мне после этого к ней относиться? Я Мишке тогда полвечера объясняла, что микробы совсем не страшные, что человек всегда сильнее микроба, и что в детском саду весело и интересно.
— Ну, она же это не со зла, ты же знаешь!
— Ага, а ребенок у меня потом неврастеником вырастет. И вообще, не забыл еще, куда благими намерениями дорога выстлана?
— Наташенька, ну прости ты ее, она ведь старый больной человек. Ей, может быть, совсем недолго осталось, вот она и старается изо всех сил, чтобы как можно больше успеть для нас сделать.
68 
