42 
Между тем силы женщины явно подошли к концу, потому, что она вдруг приподняла голову и издала громкий вопль:
— Господитыбожемойдачтожеэтотакое! ДЖОШ!!! Немедленно вытащи нас отсюда!
Джош, подумала Белинда. Улыбнулась, прикрыла глаза и, уже теряя сознание, прошелестела:
— Здравствуйте, Ширли. Я так много о вас слышала…
Она открыла глаза и уставилась на белый потолок. Потолок был чист, как снега Арктики, не знающие смога городов.
Потом перевела взгляд влево — и увидела умиленно улыбающегося Джоша Белью, все еще немного сердитую, но уже тоже улыбающуюся Ширли Белью, а потом…
А потом сердце оборвалось — и снова застучало с бешеной скоростью. Потому, что рядом с ее ложем стоял на коленях и держал ее руку в своих ладонях Мэтью Карлайл, растрепанный и без галстука, даже, кажется, в футболке.
Белинда на всякий случай зажмурилась, потом открыла один глаз и жалобно пролепетала:
— Что… происходит?..
Ширли фыркнула, Джош присел на край кровати — отчего Белинда едва не скатилась на пол — и пророкотал:
— Нет, худа без добра, сестренка. Я ведь хотел пригласить вас к себе — вот и пригласил. Немного экстремально вышло, но зато эффективно. Обычно Мэта и на аркане в гости не затянешь.
Белинда изумленно посмотрела в окно. Солнце совершенно очевидно подбиралось к полуденной отметке.
— Сколько же… Я так долго была в обмороке? Что вообще… я помню вас, Ширли, и как вы звали Джоша…
Ширли усмехнулась — и немедленно сделалась очень молодой и симпатичной женщиной.
— Во всем виноват придурок Чаки — это мой жеребец. Он считает себя моей собачкой, потому, что я его вырастила. Охраняет…
Джош хмыкнул.
— Он даже меня к ней неохотно подпускает. Ширли прилетела ранним утром, я ее встретил, и мы поехали прямиком на ранчо. Взяли лошадок и собирались ехать к вам в Большой Дом. Чаки ушел вперед, потом я слышу — шум, треск, и моя ненаглядная орет на всю Монтану, чтобы я поспешал. Я примчался, выволок вас, сестренка, но вы уже отчалили в мир грез и сновидений. Тогда мы отвезли вас к нам и позвонили Мэту. Надо сказать, он побил все рекорды скорости. Примчался через полчаса.
Белинда слабо улыбнулась.
— А я-то хотела тихонько прогуляться, никого не тревожить…
Джош решительно взмахнул рукой.
— И замечательно! И правильно! И раз уж так само собой все получилось, то обедаем мы здесь, а вечером, так и быть, поедем на этот несчастный бал. Ширли, любовь моя…
— Погоди. Белинда наверняка захочет переодеться. У нее все вещи в песке, коленки ободраны. Предлагаю сделать следующее: сейчас мы выпьем чего-нибудь тонизирующего, а потом сядем верхом и отправимся в Большой Дом. Там я засвидетельствую Лу все, что надо засвидетельствовать, Белинда соберет необходимые вещи, и мы отправимся обратно…
— Любовь моя, а ты уверена, что езда верхом — это то, что нужно человеку, упавшему с обрыва?
Ширли наморщила нос.
— Мы дадим ей Арабеллу. А Арабелла удобнее твоего «хаммера» и не реагирует ни на что, включая артиллерийский салют. Белинда, вы как?
Белинда уже открыла рот, чтобы сообщить о своем полнейшем невежестве в верховой езде, как вдруг подумала совсем о другом.
Черт возьми, да успеет она еще поездить на машинах и автобусах! А вот на настоящей, живой, теплой лошади — вряд ли. Скорее всего — никогда.
Ей осталось провести в раю четыре дня, и будь она проклята, если упустит шанс повидать и испытать все его чудеса!
Белинда решительно села на диване и заявила:
— Хочу верхом. Только я никогда не ездила.
Ширли хлопнула ее по плечу.
— Не страшно. Вы удивитесь, до чего это легко.
Часом позже Белинда блаженствовала, размеренно покачиваясь в седле над зарослями папоротника и лесного хвоща. Рядом с ней ехала Ширли и болтала без умолку, где-то сзади рокотал неугомонный Джош Белью, изредка ему отвечал Мэтью. На душе у Белинды было удивительно легко, даже недавнее страшноватое приключение она воспринимала с юмором.
Арабелла оказалась совершенно очаровательным существом. Рыжая, с длинной челкой и потрясающе кроткими глазами. Белинду она вдумчиво и неторопливо обнюхала, потом глубоко вздохнула и положила ей на плечо свою теплую мохнатую голову. Потрясенная Белинда едва не прослезилась. Она гладила чудесную лошадку, кормила ее сахаром и шептала тысячи нежных слов в бархатное ухо, а Арабелла тихонько кивала, хрумкала сахар и, судя по всему, медленно погружалась в блаженную нирвану.
42 
