очень нудно 
45 
Смотровая площадка самого высокого в то время нью-йоркского небоскреба до отказа забита репортерами. «Дадим им возможность сделать снимки крупным планом», — усмехнулся Экнер. Капитан Прусс понимающе кивнул.
Несколько минут спустя веселый шум в салоне дирижабля сменился встревоженным гулом: пассажирам показалось, что цеппелин правым боком вот-вот заденет небоскреб. Здание уже совсем близко, отчетливо видны перекошенные лица репортеров. Некоторые не выдерживают и бросаются прочь от парапета. Мгновенно возникают паника и давка. В салоне цеппелина пассажиры вскакивают с мест. И в этот момент дирижабль, плавно замедляя ход, зависает метрах в десяти от стены небоскреба! С невозмутимым видом Гуго Экнер встает с кресла, выходит на застекленную палубу, открывает окно. «Добрый день, господа!» — приветствует он по-английски репортеров.
Дирижабль полетел дальше. Оставалось проделать небольшую часть пути — от центра Нью-Йорка до причальной мачты на базе Лейкхерст. Но впереди бушевала гроза, из-за чего пришлось отклониться от курса. Пассажиры занимались своими делами, в салоне играла музыка.
К 19 часам гроза ушла на север и «Гинденбург» полетел к Лейкхерсту. Четыре надежных тысячесильных двигателя «Даймлер» работали на полную мощность.
Вскоре показалась причальная мачта с лифтами для пассажиров. Германское чудо встречала огромная толпа; только причальная команда состояла из 248 человек. Военный оркестр играл бравурную музыку.
При подходе к Лейкхерсту переменчивый ветер стал задувать с юго-востока. Пруссу пришлось сменить курс и сделать дополнительный круг.
В 19 часов 11 минут «Гинденбург» снизился до 130 метров. Через восемь минут цеппелин на высоте 60 метров подошел к причальной мачте. В это время обнаружилось, что корма дирижабля пошла вниз; чтобы выровнять дирижабль, Прусс приказал выпустить часть газа из передних десяти отсеков, а заодно сбросить свыше тонны водяного балласта.
В 19 часов 20 минут дирижабль уравновесили, а еще через минуту сбросили причальные канаты (гайдропы).
Радиожурналист из Чикаго Герберт Моррисон вел прямой репортаж о прибытии немецкого дирижабля. На следующий день запись этого репортажа передали многие радиостанции мира. Моррисон то и дело восхищался гигантским дирижаблем; вот один из его дифирамбов: «…он приближается, этот красавец „Гинденбург“… Его удлиненное могучее тело светится розовым в лучах заходящего солнца. Вот открывается люк и офицер сбрасывает на землю причальный трос…»
И вдруг корпус цеппелина засветился изнутри подобно гигантскому китайскому фонарику. «Подождите… я вижу какие-то вспышки… — продолжал внезапно осевшим голосом Моррисон. — Какой кошмар — „Гинденбург“ горит!» Корма дирижабля, охваченная пламенем, резко пошла вниз. «Боже, он падает! Он падает на людей — вниз!»
В небо поднялся столб черного дыма, замеченный в 20 километрах от места катастрофы. «Дирижабль взорвался! — вскричал журналист. — Господи, он горит! Отойдите подальше! Пожалуйста, подальше! Это ужасно… Я не верю своим глазам! Неужели все пассажиры погибли? Это самая ужасная катастрофа в истории человечества! Языки пламени поднимаются в небо на сто пятьдесят метров…»
Моррисон закончил свой репортаж такими словами: «О Боже! Несчастные пассажиры… Леди и джентльмены, я не в силах говорить… Передо мной дымящаяся груда… Земля горит. Я пытаюсь найти хоть какое-нибудь укрытие… Прошу извинить, мне необходимо сделать паузу. Я задыхаюсь…».
Все произошло так быстро, что в первые секунды никто ничего не понял. Несколько членов экипажа увидели в районе баллонета № 4, наполненного водородом, яркую вспышку, сопровождавшуюся негромким хлопком. Через несколько секунд вся хвостовая часть «Гинденбурга» уже охвачена пламенем, дирижабль медленно снижается с опущенной кормой. Огонь устремился к носу корабля; тут же раздался сильный взрыв, и через 32 секунды после начала пожара горящий «Гинденбург» упал на землю. За эти секунды несколько человек успели выпрыгнуть из дирижабля; остальные так ничего и не поняли, пока не оказались на земле.
Один за другим начали взрываться топливные баки. Обломки каркаса и гондолы падали на землю еще с полминуты после первой вспышки. Неприятный запах паленой кожи держался в воздухе в течение нескольких дней. Когда рассеялся дым, взору потрясенных людей предстал оплавленный каркас дирижабля.
Одним из первых пожарные вытащили из-под горящих обломков капитана Макса Прусса. «Я не понимаю, — повторял он, слезы катились по его обожженному лицу, — я не могу понять, почему это произошло…» Он скончался через несколько часов от ожогов.
45 
