— Но тебя могут убить.
— Все мы когда-нибудь умрем, Сабрина.
Когда она взяла его за руку, в глазах ее была мольба.
— Позволь мне написать об этом. С моей помощью ты поведаешь эту историю всему миру!
— Это не история, а всего лишь мои домыслы, которые без доказательств не стоят и гроша. Я не могу выдвигать обвинения в прессе против такого человека, как Ноэл Грир, не подкрепив их уликами и свидетельскими показаниями. Кстати, ни одно издательство не возьмет на себя смелость опубликовать такую книгу. И автора, и издателя тут же привлекут за клевету.
Сабрина понимала правоту его слов, но ее любящая душа принимать эту логику отказывалась.
— Что конкретно ты собираешься делать? — тихо спросила она.
— Найти это досье.
— И где ты будешь его искать?
— Пока даже не представляю. Знаю только, что ключ к этой загадке надо искать в биографии Баллантайна. Я воспользуюсь собранными тобой материалами как отправной точкой для поисков, а потом пойду дальше. Баллантайн погряз в коррупции, а это значит, что у него есть слабости. Грир умел находить человеческие слабости и использовать. Попробую использовать для поисков его же собственные методы.
— А когда ты найдешь это досье — что тогда?
Дерек со значением на нее посмотрел.
— Тогда подключишься ты. Правда, писать книгу тебе не придется. Это слишком долго, а новости надо подавать с пылу, с жару. Грир пока что может произносить речи и пытаться понравиться избирателям, но, когда появится твоя публикация, все его усилия пойдут прахом. А именно этого, Сабрина, я и хочу, — низким, зловещим голосом сказал Дерек. — Мне нужно, чтобы ты втоптала его в грязь.
Слова Дерека словно бы повисли в воздухе. Сабрина сила молча и не двигалась.
— Ты думаешь, я не прав?
— Ничего такого я не думаю.
— Я лично слышу в твоем голосе скептические нотки.
— Это не скепсис. Печаль — может быть.
— Печаль? — Дерек нахмурился. — Но о ком же ты печалишься? Обо мне? Или, быть может, о себе?
— О нас с тобой. Я надеялась… думала, что мы сможем быть с тобой счастливы. Хотя бы на какое-то время.
— Мы можем быть счастливы.
— Но это черное облако… Мне кажется, оно тянется за тобой от самого Парксвилла…
Глаза Дерека стали холодными как кусочки льда.
— Мне казалось, ты забываешь, что я отсидел срок в тюрьме.
— Я слушаю твои слова, смотрю на тебя, и мне становится страшно. Я-то могу забьггь о том, что ты сидел в тюрьме, но ты этого никогда не забудешь.
— Ты права, не забуду, — мстительно сказал он. Сабрина попыталась взглянуть на вещи его глазами, но это давалось ей лишь с большим трудом. Она слишком его любила, и ей хотелось, чтобы он был в безопасности. А еще ей хотелось, чтобы они были счастливы и никогда больше не разлучались.
— Это несправедливо. Ты должен наконец обрести покой.
— Прежде всего несправедливо было сажать меня в тюрьму.
— Ты не можешь быть счастлив, пока не отомстишь, — так?
— Я не смогу обрести покой, пока не отомщу, — это верно. Но это вовсе не значит, что я не способен испытывать счастье. Сейчас, во всяком случае, я очень счастлив. — В эту минуту Дерек смотрел на нее в упор; его поза выдавала сильнейшее напряжение. — Скажи, Сабрина, ты сможешь жить со мной, зная, что у меня на уме?
— У меня нет выбора.
— Нет, есть. Если ты считаешь, что тебе со мной придется трудно, я исчезну, вернусь в Нью-Йорк. Последние три года тебе и своих трудностей хватало, и очень может быть, что мое присутствие здесь тебе вовсе не так уж и нужно.
— Или, наоборот, очень нужно.
Дерек был до такой степени погружен в собственные рассуждения, что вряд ли расслышал ее слова.
— Ты мне писала, что хочешь побыть в одиночестве.
— Когда я переехала сюда, то довольно быстро поняла, что жить в одиночестве — это не по мне, — возразила Сабрина. — Однако я могу жить в одиночестве и сумела себе это доказать. Я устроила свои дела в Нью-Йорке, переехала сюда и, если говорить о бытовой стороне жизни, живу здесь совсем неплохо. Но я люблю делиться своими мыслями, помогать другим людям и взамен жду от них теплого отношения к себе. Другими словами, я не боюсь одиночества, но жить в одиночестве не желаю.
Дерек всмотрелся в ее лицо, чье выражение было настолько сосредоточенным и серьезным, что он не смог отказать себе в удовольствии немного над ней подшутить.
— Значит, в принципе, тебе подойдет кто угодно?