— Папа сказал, что ты в Санта-Фе, но мы напомнили ему, что у тебя там нет магазина. На что он ответил, что ты собираешься открыть там новый. Но ты мне ничего не говорила об этом. — Кикит отвлеклась от разговора со мной и возразила Элизабет: — Но я хочу поговорить с мамой. Могу я с ней поговорить еще немного, совсем чуть-чуть?
— Кикит, — быстро проговорила я, чтобы успеть задать дочери вопрос до того, как Элизабет отберет у нее трубку, — ты хочешь еще что-нибудь срочное мне сказать?
— Да. Мне нужно купить подарок на день рождения Стейси, мама. Когда ты вернешься домой?
— Я постараюсь выяснить это как можно раньше. У тебя не болит горло?
— Нет. Папа провел со мной весь день, когда мне пришлось пропустить школу.
Ну, хоть что-то. Дэнис обычно сбегал сразу же, как только дети заболевали. И оправдывал это тем, что боялся заразиться.
— А как дела в школе, родная?
— Хорошо. Я еще пока не успела сделать доклад о бабочках, потому что Сэмми Хейс слишком долго делал свой о звездах. Мой перенесли на завтра. Джонни хочет поговорить с тобой. Он получил самый высокий балл за тест по математике. — Она закричала куда-то в сторону: — Я не болтушка, и мама это прекрасно знает, ты же всегда лучший по математике. Нет, я хочу поговорить еще, я не все сказала.
— Привет, мам, — услышала я голос Джонни, и мое горло снова сжалось.
Я тяжело вздохнула, прижав платок к глазам.
— Привет. Прими мои поздравления. Снова лучший? Это великолепно! Когда мистер Андерс проводил тест?
— Вчера. Я хотел позвонить тебе вчера вечером, но папа сказал, что твой мобильный выключен, а телефона в отеле он не знает. Почему ты не позвонила сама?
Мне так хотелось сказать правду, но я просто не представляла, как можно это сделать. Я ненавидела Дэниса за то, что он вынуждал меня лгать.
— Уже было слишком поздно. Большая разница во времени.
— Как тебе Санта-Фе?
Я никогда в жизни не была в Санта-Фе, но Джонни тоже там не был.
— О, просто восхитительно, — предположила я. — Тепло. Сухо. Ты дочитал книгу о Поле Ривере?
— Да. У нас намечается экскурсия в Бостон по осмотру церквей. Кто-то должен написать мне записку, что я могу поехать. Мне нужно принести ее в школу завтра.
— Папа напишет.
— Но мне надо еще принести шесть долларов и восемьдесят пять центов за автобус и продукты.
— Папа даст тебе деньги.
— Мне нужна именно та сумма, которую я назвал. А он никогда не дает без сдачи.
— Бабушка даст. Я попрошу ее сразу же, как только ты передашь ей трубку. Она готовила обед?
— Нет. Мы ходили в Бертуччи. С тобой все в порядке? Твой голос звучит так, как будто ты простужена.
Я была здорова. Слезы душили меня.
— Я не простужена. Просто очень скучаю по тебе и Кикит.
— Когда ты вернешься домой?
— Как только я выясню это, дам вам знать.
— Бабушка хочет поговорить с тобой.
— Я люблю тебя, Джонни, — крикнула я, чтобы он услышал это, прежде чем к телефону подойдет Элизабет.
В трубке раздался ее бодрый голос:
— Добрый вечер, Клер. Как ты? Ты пропустила отличный ужин. Дети ели пиццу, а мы с Ховардом — пасту. Насколько я знаю, у Бертуччи целая сеть ресторанов. Ты видела их в Санта-Фе? Как тебе повезло, что ты там. Все, кто там побывал, просто влюблялись в этот город. Лучшего места для открытия нового магазина и придумать нельзя.
— Клер? — раздался в трубке голос Ховарда. — Я у себя в кабинете, Клер. Элизабет, дай нам поговорить.
— Конечно. О, милая, — послышался шум и какая-то возня. — Подожди, подожди.
Я снова услышала свою дочь.
— Мы пели вчера вечером. «Джереми был лягушкой». И папа так смешно квакал. Но без тебя это все звучало как-то не так. Я так скучаю по тебе, мамочка. Когда ты вернешься домой?
У меня перехватило дыхание. Мы обожали петь. Мы с Дэнисом целый год занимались пением в одной группе в колледже, в тот знаменательный год, когда я только поступила, а Дэнис уже считался выпускником. Мы с ним пели всегда: когда начинали встречаться и бегали на свидания, когда родились наши дети, в постели, в машине, на отдыхе. Это вносило идеальную гармонию и близость в наши отношения. Когда дети еще были в младенческом возрасте, я постоянно мурлыкала им колыбельные. А уж когда они выросли и присоединились к нам, песни стали основной частью нашей жизни. Кикит и Джонни очень любили петь и прекрасно улавливали мотив. Джонни сейчас находился как раз в том возрасте, когда у мальчиков ломается голос, поэтому он часто нарушал всеобщую гармонию, стоял с опущенной головой и нахмуренными бровями, изо всех сил пытаясь взять как можно более низкую ноту. Эти моменты оставались моим бесценным воспоминанием.