— Мужайтесь, — посоветовала мне Кармен, после того как я позвонила ей из машины. — Если Дженовиц услышал самое худшее от Дэниса, его поведение вполне объяснимо. Но ему еще предстоит выслушать других людей, которые знают вас гораздо лучше, чем Дэниса, и любят. И тогда дело пойдет веселее.
— Но он не испытывал никакого сочувствия ко мне! И мне показалось, справедливость его не волнует!
— Его внимание направлено на детей.
— Могу ли я доверять ему?
— Да. С детьми он общается лучше, чем со взрослыми. Он сам дедушка. Хорошо бы спросить его, как рассказать о нем Кикит и Джонни. Он даст вам совет и тем самым подскажет, как вести себя дальше.
Я не спросила его совета, и теперь чувствовала себя немного лучше.
— Я даже не могу вам передать, какой неприятный осадок остался у меня от встречи с ним, Кармен. Это напоминает игру — размеренные, стратегически верные, строго рассчитанные шаги. А на кон поставлена моя жизнь.
— Знаю. И простите, если мои слова прозвучали равнодушно. На самом деле это не так, — Кармен помолчала. — Значит, Дженовиц не попался на удочку, когда вы намекнули на связь между Дэнисом и Фиби?
— Нет. Он повернул дело так, будто я обвиняю Дэниса, чтобы оправдать свой роман с Броди. Мне нужны доказательства. Как их достать?
— Мы их найдем. Наймем Моргана Хаузера. Он частный следователь и знает свое дело. Это легко. Гораздо сложнее доказать, что их связь началась задолго до того, как вы расстались, хотя это очень бы нам помогло.
У меня сердце сжималось, когда я представляла Дэниса в постели с другой женщиной. Сейчас или раньше, значения не имело.
Вероятно, Кармен верно истолковала мое молчание, потому что произнесла уже более осторожно:
— Если доказательства есть, они нам необходимы. Сильви согласился ознакомиться с прошением о самоотводе, но его клерк сказал, что судья не в восторге. Еще ни одному судье не нравилось, когда его обвиняли в предвзятом отношении. И я полагаю, что он устроит очередное символическое слушание.
Но какое-никакое, а слушание все же должно было состояться. У меня поднялось настроение.
— Когда?
— В четверг в десять утра.
— Я буду там.
— А чуть позже, в этот же день, я назначила встречу с Артуром Хейбером, чтобы выяснить, каковы условия Дэниса. И доказательство его неверности послужит хорошим козырем для нас.
Предъявление подобных доказательств попахивало шантажом. Да, Дэнис вел себя со мной подобным образом, и меня возмущало, что приходилось опускаться до его уровня. Но я была вынуждена вести себя вопреки своим убеждениям и привычкам.
Какая ирония! Я всегда была мирным, уравновешенным и оптимистичным человеком. И вдруг впервые в жизни обнаружила, что, оказывается, склонна к мгновенным вспышкам ярости, нервным потрясениям, приступам отчаяния и страха. Меня обвинили в том, что мне было не свойственно, и тем самым превратили в того, кем я никогда не являлась. Это так же несправедливо, как и все это опекунство!
Опекунство. Вот что главное.
— Звоните Моргану, — попросила я Кармен. — Посмотрим, что он сможет найти.
Я мгновенно принимала любое решение, когда дело касалось детей.
Эта мысль оказалась пророческой. Едва я успела принять ванну и лечь в постель, окончательно измученная разговорами с Роной и Конни, которые непрерывно бранили друг друга, как раздался телефонный звонок. Дэнис сообщил мне, что Джонни заболел и ему не хотелось бы беспокоить Элизабет так поздно, а сам он совершенно не представляет, что делать с сыном.
Зато я знала. Я быстро оделась и поехала домой.
Глава десятая
Я вошла, бросила пальто прямо на ступеньки поверх разбросанных там обложек от школьных учебников, кроссовок и белья, приготовленного для стирки, и побежала наверх. Дэнис как раз выходил из комнаты Джонни, когда я подошла к двери.
— Его вырвало после обеда. И рвет до сих пор.
Я и сама уже почувствовала неприятный запах, как только вошла в комнату. Джонни лежал прямо на голом матрасе, завернувшись в покрывало и поджав под себя ноги. Чехол от матраса, простыни и стеганое одеяло лежали кучей на полу.
— Здравствуй, мой милый, — ласково проговорила я. У меня сжалось сердце, когда я присела на край кровати рядом с ним. Он был моим первенцем, моим самым любимым человечком в течение двух лет, пока не родилась Кикит, и обладал легким покладистым характером. Мы чувствовали друг друга, как могут чувствовать только мать и ее ребенок. Это ощущение взаимного притяжения со временем ослабело, но сейчас оно вспыхнуло с новой силой.