25 
Приехали. Позвольте напомнить, что суббота и воскресенье считаются выходными днями, в эти дни не должно быть уроков.
Мало того, мистер Джанини взял и сказал маме, что завтра будет неожиданная контрольная. С его стороны это, конечно, было очень любезно – предупредить меня заранее, но к неожиданной контрольной не полагается готовиться заранее. Весь ее смысл в том, чтобы проверить, что у тебя осталось в голове.
Но с другой стороны, поскольку я по математике ничего не знаю примерно со второго класса, наверное, не стоит упрекать папу за то, что он так бесился. Папа сказал, что если я завалю алгебру, то он заставит меня ходить в летнюю школу. Тогда я сказала, что летняя школа – это не так уж плохо, поскольку я уже обещала проводить каждое лето в Дженовии. А он сказал, что тогда мне придется ходить в летнюю школу в Дженовии!
Я вас умоляю. Есть у меня несколько знакомых, которые учились в Дженовии, так они даже не знают, что такое числовая ось. И они все измеряют в килограммах и сантиметрах, хотя всем известно, что метрическая система – полный отстой.
Но на всякий случай я решила не рисковать. Я написала формулу корней квадратного уравнения на белой каучуковой боковине моих баскетбольных кедов «конверс» в том месте, где она изгибается, как раз посередине. Завтра я их надену, скрещу ноги под партой и, если что, всегда смогу подсмотреть.
6 октября, понедельник, 3 часа утра
Я не спала всю ночь, все волновалась, вдруг меня застукают, когда я буду списывать. А вдруг кто-нибудь увидит формулу корней квадратного уравнения на моих кедах? Может, меня за это отчислят из школы? Я не хочу, чтобы меня отчислили! Я хочу сказать, хотя в школе имени Альберта Эйнштейна меня все считают некультяпистой, я к этому вроде как привыкла. Мне вовсе не хочется начинать все сначала в другой школе. Мне придется до конца учебы носить красную нашивку, чтобы все знали, что я жульничала.
А как же колледж? Если в моем личном деле появится запись, что я жульничала, меня могут и не взять в колледж. Не сказать, чтобы мне очень хотелось попасть в колледж. Но как же «Гринпис»? Туда наверняка не берут тех, кто жульничает. Господи, что же мне делать???
6 октября, понедельник, 4 часа утра
Я пыталась отмыть с подошвы формулу, но она не отмывается! Наверное, я написала ее несмываемыми чернилами, или как они там называются. А вдруг папа об этом узнает? Интересно, в Дженовии еще отрубают головы преступникам?
6 октября, понедельник, 7 часов утра
Я решила надеть ботинки «доктор Мартенс», а «конверсы» по дороге в школу куда-нибудь выбросить, но нечаянно порвала шнурок от «мартенсов»! Никакую другую обувь я надеть не могу, она вся размера девять с половиной, а у меня за прошлый месяц нога выросла на целых полдюйма! В мокасинах я и два шага пройти не могу, а в шлепанцах у меня пятки свисают с задников. Ничего не остается, как надеть «конверсы».
Меня точно застукают за списыванием. Я это чувствую.
6 октября, понедельник 9 часов утра
Уже в машине, на полпути к школе, я сообразила, что можно было вынуть шнурки из «конверсов» и вставить в «мартенсы». Какая же я дура!
Лилли интересуется, сколько времени папа пробудет в городе. Ей не нравится, что нас возят в школу на машине. Ей нравится ездить на метро, потому что там она может по дороге освежать свой испанский, читая всякие плакаты службы санитарного просвещения. Я ей сказала, что не знаю, сколько папа пробудет в городе, но что у меня такое чувство, что мне все равно больше не разрешат ездить на метро, и не только в школу, а куда бы то ни было.
Лилли заметила, что мой папа в своих переживаниях зашел слишком далеко. Говорит, если папа не может никого больше поставить в интересное положение, то это еще не означает, что он должен сдувать с меня пылинки. Лилли сказала это по-испански, но Ларс за рулем вроде как усмехнулся. Надеюсь, он не понимает по-испански. Как неудобно.
Как бы то ни было, Лилли продолжала. Она сказала, что я должна сразу настоять на своем, пока не стало еще хуже, и что она уже замечает, как на мне все это сказывается. Она сказала, что у меня под глазами синяки, а сама я какая-то вялая.
Еще бы мне не быть вялой! Я встала в три часа утра и все пыталась отмыть формулу с подошвы.
В школе я пошла в туалет и снова попыталась оттереть подошву. Пока я этим занималась, в туалет зашла Лана Уайнбергер. Увидев, что я мою кеды, она только закатила глаза, а потом стала смотреть на себя в зеркало и расчесывать свои длинные, как у куклы Барби, волосы. Она так откровенно собой любовалась, что я бы, честное слово, не удивилась, если бы она подошла к зеркалу и поцеловала свое отражение.
25 
