46 
Бездумно разглядывая длинные, словно выточенные из слоновой кости пальцы и не замечая ничего вокруг, она вдруг ощутила у себя на шее теплое дыхание и мгновенно очутилась в нежных объятиях.
– С вами все в порядке, Ния? – прошептал он, присаживаясь на край дивана и вглядываясь в ее лицо. Что он делал там, на кухне? Каких демонов выпустил на волю, шаркая скребком по тефлоновому днищу ее сковородки?
Она кивнула, продолжая молить провидение о том, чтобы оно заставило Дэниэла убрать руку с ее плеча и тем самым спасти их обоих от греха. Сама она никак не могла попросить Стрэйхена об этом – у нее просто не было для этого сил. Тем временем его пальцы задвигались и начали массировать ей шею долгими, сильными поглаживаниями, изгоняя напряжение и пробуждая желание, которое горячими волнами стало растекаться по ее телу. Она прикрыла глаза и неожиданно услышала протяжный стон – или, кто знает, может, это был призывный возглас – и лишь мгновением позже поняла, что это был ее собственный голос.
Дэниэл придвинулся к ней ближе.
– Ния?
Она распахнула веки и некоторое время молча смотрела ему прямо в глаза, не умея – да и не пытаясь скрыть снедавшее ее чувство, которое его умелые движения только подхлестнули. Руки Дэниэла все еще были обнажены, и ей безумно захотелось коснуться их, но она не посмела. Дэниэл прочитал все по ее глазам, но продолжал смирно сидеть рядом, не пытаясь ускорить события. Он просто любовался ее порозовевшими от желания щеками, правильной формы носиком и полными влажными губами. Когда же его взгляд упал на твердые холмики ее грудей, Ния почувствовала, что у нее вот-вот остановится сердце. Он мог бы сию минуту раздеть ее донага, и она не стала бы ему мешать – настолько интенсивным сделался жар, сжигавший ее изнутри.
Когда он наконец позволил себе внять ее немым мольбам, ее имя, произнесенное им, прозвучало в его устах стоном. Он впился в ее губы, зарывшись пальцами в ее каштановые волосы. Свободной рукой он покрепче прижал ее тело к своей широкой груди. Ния страстно отозвалась на его ласки, поскольку сопротивляться на такой стадии сближения было бы смешно – да и невозможно. Кажущаяся невинность предшествовавшего этому дружеского разговора за столом уже несла в себе семена чувственности, и – как выяснилось – нужно было совсем немного, чтобы она восторжествовала.
Дэниэл покрывал поцелуями ее губы, глаза, щеки, шею. Он наслаждался прикосновениями к ее нежной, чувствительной коже. Когда поцелуй прерывался и она имела возможность на короткое время прийти в себя – ощущение подлинного счастья не оставляло ее, счастья снова чувствовать себя женщиной в полной мере. Она не хотела противиться его желаниям – любым, какие бы только ни пришли в его голову – и молила судьбу только об одном, чтобы ее чудесное перевоплощение длилось как можно дольше. Да, это было достойное завершение их первого совместного обеда, великолепный, упоительный десерт, который она была готова поглощать в любых количествах и в любое время.
Тем временем его поцелуи делались все более страстными, даже, пожалуй, яростными, но Ния не замечала этого, поскольку ее собственное возбуждение нарастало невероятными темпами. Она с восторгом возвращала ему каждую ласку, каждый поцелуй, отдаваясь всем своим существом вновь обретенной физической радости, которая, заполняя всю ее без остатка, не оставляла в сознании места для любых мыслей иного свойства.
Но вот Дэниэл неожиданно остановился, и процесс изгнания лишних мыслей оборвался так некстати. Слегка касаясь губами то мочки уха, то жилки на шее, – Дэниэл хрипло забормотал:
– Господи, Ния! Так нельзя! Я знаю, что поступаю дурно. Ты заслуживаешь лучшего, чем то, что я смогу тебе дать. – Он заглянул ей в глаза, и ее поразило мрачное пламя, бушевавшее в его взоре. – Но я не в силах от тебя оторваться. Просто взять – и уйти. И позабыть про то чувство, которое… Ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?
Его лихорадочно блестевший, чуть ли не безумный взгляд лишил Нию дара речи, точно так же, как его сильные руки лишали ее возможности двигаться. Ей уже приходилось сталкиваться в его поведении с такой же вот яростной страстностью – раньше, когда он рассказывал ей за столом о своей любви к баскетболу. Неужели ей, Нии, всю жизнь суждено иметь в качестве соперницы эту проклятую игру?
Тем не менее она никак не могла разозлиться на этого человека – таким прекрасным казалось ей лицо, дышавшее в этот момент искренностью. Более того, она решила про себя, что не отдаст без боя этой злодейке-игре того, что ей уже хотелось заполучить больше всего на свете. Касаясь нежным взглядом своих фиалковых глаз каждой черточки его лица, она наконец нашла в себе достаточно сил, чтобы шепотом ему ответить:
46 
