Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
200 
Декабристы в Шлиссельбурге
После следствия сосланных в Сибирь декабристов везли к месту ссылки не через Москву, а окольным путем: сначала по Ярославскому тракту через Рыбинск и Ярославль, а потом дорога шла на Кострому, Пермь, Екатеринбург и далее… Первой станцией на их пути была "Государева тюрьма" — Шлиссельбург. Не у одного изгнанника дрогнуло сердце при виде мрачных стен этой крепости, и об этом чувстве страха. "А вдруг оставят здесь?"- рассказывали впоследствии многие из них. А. Е. Розен, например, вспоминал:
С беспокойным чувством, с мрачными думами приближался я к Шлиссельбургу, опасаясь, чтоб нас не оставили в его стенах. Я знал, что несколько человек из моих товарищей содержались там после приговора. Когда тройка повернула вправо — к селению, я перекрестился.
О коменданте крепости декабрист Михаил Александрович Бестужев (младший из братьев) рассказывает следующее.
В октябре 1826 года нас с братом повезли в Шлиссельбург, где мы пробыли до сентября 1827 года — в заведении, подобном Алексеевскому равелину, ухудшенному отдаленностью от столицы и 30-летним правлением генерал-майора Плутанова, обратившего… это заведение в род аренды для себя и своих тюремщиков за счет желудков несчастных затворников, получавших едва гривну медью на дневной харч, когда положено было выдавать 50 копеек ассигнациями.
Этот Плутанов в свое 30-летнее управление до такой степени одеревенел к страданиям затворников, что со своими затверженными фразами… походил скорее на автомата, чем на человека, сотворенного Богом. Когда я просил его купить на мои деньги каких-либо книг, он мне отказал, ссылаясь на строгое запрещение.
Только со сменой этого коменданта положение заключенных улучшилось. В записках М. Бестужева можно прочитать следующее:
"Я был помещен в маленькую комнатку в четыре квадратных шага; из этого надо вычесть печь, выступавшую в комнату, место для кровати, стола и табурета Комната стояла не в ряду, где помещались брат Николай, Иван Пущин, Пестов, Дивов и другие. Те комнаты были просторные и светлые и имели ту выгоду, что, будучи расположены рядом… доставляли заключенным возможность сообщения посредством мною изобретенной азбуки, а летом при растворенных окнах даже разговаривать в общей беседе.
Когда был назначен генерал Фридберг, мы вздохнули свободнее. Он дал нам все по положению: халаты, белье, тюфяки, постельное белье и устроил общее приготовление пищи, что дало нам возможность иметь табак и даже чай.
За год до восстания был принят в "Северное общество" Николай Александрович Бестужев, но в его работе на первых порах он принимал довольно скромное участие. К числу руководителей Общества он не принадлежал, о составе думы и ее планах не знал и имел только те сведения, которые ему сообщал К. Рылеев. В передние ряды Н. А. Бестужев выдвинулся только в самый момент восстания. Утром 14 декабря 1825 года по поручению К. Рылеева он отправился в казармы Морского экипажа, чтобы вывести матросов на Сенатскую площадь. Когда восстание было разгромлено, он переоделся матросом и по льду добрался до Кронштадта, намереваясь оттуда с подложными документами отправиться на Толбухинский маяк. Но в Кронштадте Н. А. Бестужева арестовали и препроводили в Петербург.
На допросе свое участие в восстании он объяснил горячим желанием добра Отечеству, считал данный момент подходящим для достижения цели, чтобы предъявить требования, покуда не принял присягу. Перед отправкой в Читу Н. А. Бестужев содержался в Шлиссельбурге в 1826–1827 годах.
Иван Иванович Пущин в самый день восстания заболел, но, когда на Сенатской площади выстроился Московский полк, он тоже встал в каре возле памятника Петру I. Рассказывали, что он выглядел "всех бодрее" и, несмотря на его штатскую одежду, "солдаты охотно слушали его команды". Площадь он покинул одним из последних, бежать не думал, считая постыдным скрываться от участи, которая уже постигла некоторых его товарищей.
И. И. Пущина арестовали 16 декабря в доме отца, связали ему руки и в сопровождении фельдъегеря и двух жандармов привезли в Зимний дворец. Лично допросив его, император приказал посадить "злодея" в Алексеевский равелин. В камере № 5 стояла кровать "с госпитальным одеялом", стол с кружкой, на которой были вырезаны буквы "А" и "Р". Окно, замазанное белой краской, почти не пропускало света, день и ночь чадила тусклая лампа. С узника сняли его одежду и выдали тюремный халат и арестантские туфли.
200 
