38 
Он отправился в кухню и все принес. Лили села в кресло, натянула старый трикотажный свитер до самых пяток и подозрительно наблюдала за красавцем-плейбоем. В конце концов, сейчас он на ее территории.
– Знаешь, я всю дорогу думал, как начать этот разговор…
– Начни с начала.
– Лили, ты сердишься?
– Я? Вовсе нет. Я очень удивлена, встревожена, смущена, рада – но не рассержена. Взбудоражена – вот прекрасное слово. В него уместится все, что я сказала раньше.
– В общем… я хотел сказать, что… короче…
– Брюс, я уволена?
– Что? С чего ты взяла? Я даже в голове…
– Тогда что? Шеймас Тидл завернул мой бизнес-план?
– Нет, я ничего такого…
– Слава богу. Значит, ты хочешь поговорить о наших с тобой взаимоотношениях.
– Да.
– Говори.
– Лили, не дави на меня. Я слишком давно не чувствовал себя ТАКИМ идиотом.
– Не страшно. Просто соберись и начни с самого удобного места.
– Хорошо, попробую. Понимаешь ли, так сложилось, что мое положение, вернее, моя работа предполагает… ну, короче, мне иногда приходится уезжать и изображать из себя дрессированного пуделя. Потом возвращаться домой, запираться от всего мира и немного отдыхать.
– Это понятно.
– Кроме того, в мои обязанности иногда входит… сопровождение некоторых дам на некоторые мероприятия.
– Брюс, это я тоже знаю. Мы об этом говорили.
– Понимаешь, то, что я их сопровождаю, появляюсь с ними на вечеринках – это все вовсе не означает, что я с ними… в отношениях!
– О! Я поняла! Ты хочешь, чтобы я не строила иллюзий на твой и свой счет.
– Как раз наоборот!
– Это как это?
– Ну… если в публичном смысле я всегда с кем-то, то в личной жизни я одинок. Я не жалуюсь, это и мой собственный выбор, но иногда… иногда я чувствую тоску. Я скучаю.
– Бывает.
– Я скучаю по тебе, Лили.
Вот он это и сказал. И ничего страшного не случилось. Только серые глаза сидящей напротив женщины засверкали чуть ярче. Брюс набрал воздуха в грудь.
– Я не хочу, чтобы все закончилось, Лили. Я хочу попробовать. Я хочу видеться с тобой.
– Мы видимся…
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Я хочу, чтобы у нас были отношения. Но я не чувствую себя вправе навязываться. Учитывая все те особенности моей публичной жизни, о которых я сказал.
Она опустила голову и тихо спросила:
– И чего же ты хочешь от меня? Принятия окончательного решения? За нас двоих?
– Нет. Только за себя. Если ты не против. Если ты хотела бы попробовать, как и я. Тогда мы могли бы попытаться.
– Брюс, для этого надо четко понимать, чего именно мы хотим.
– Я хочу тебя. Хочу быть с тобой. Хочу узнать, каково это – просыпаться с тобой в одной постели. Для начала.
Он предлагал ей именно то, чего она боялась больше всего на свете. Ибо мужчины и женщины устроены по-разному, и то, что для Брюса Кармайкла является простой попыткой построить отношения, для Лили Смит будет добровольной сдачей в плен…
Она подняла голову и улыбнулась.
– Я согласна.
– Ты… хорошо подумала?
– А зачем думать, Брюс? Все уже решилось в тот вечер, когда ты привез меня в роскошный особняк. Ты мог притворяться, мог быть искренним – это не так уж и важно. Важно то, что у меня все внутри начинает дрожать при звуках твоего голоса. Что я кончаю при одном твоем взгляде на меня. Что я не боюсь тебя и доверяю тебе, даже точно зная, что ты пришел из мира, где никто и никогда не говорит правду. Для меня это не имеет большого значения. Важно одно… Будь честен, если поймешь, что у нас не получилось. Не исчезай, не попрощавшись. И не ври.
– Лили…
– Не надо ничего говорить. Поцелуй меня. Пожалуйста. Иначе я завизжу и взорвусь, как мыльный пузырь.
Он молча протянул к ней руки и выдернул ее из диванного убежища. Еще одно мгновение Лили Смит оставалась одетой и, соответственно, имела шанс остаться независимой. А потом руки Брюса обожгли ее обнаженное тело, и мир с его ложью и условностями перестал иметь значение.
12
На этот раз она была обнажена, а он полностью одет, и это возбуждало ничуть не меньше. Руки Брюса медленно скользили по ее телу, описывали круги, гладили, ласкали, терзали, узнавали заново все ее изгибы и повороты, окружности и углы, выпуклости и впадины. Лили раскинулась в его объятиях, раскрываясь, словно цветок, навстречу его ласкам, не делая ни одного движения, кроме непроизвольных, судорожных вздохов, от которых закаменела и болезненно напряглась ее грудь.
38 
