очень нудно 
63 
Он подошел к Элизабет, сидящей за столом. Та облегченно вздохнула.
Но легче ей стало не надолго. Роберт громко закричал, требуя внимания, и Элизабет удивленно посмотрела на него. Вскоре в огромном зале все стихло, и тогда Роберт заговорил.
Услышав имя Джеймса Грэхема, присутствующие разразились приветственными криками. Когда опять все стихло, Роберт продолжил свою речь.
– Джеймс сожалеет, что ему пришлось задержаться и он не смог к нам присоединиться, он просит вас быть снисходительными и терпеливыми. Он просит вас не разъезжаться по домам, а подождать здесь его приезда.
При мысли о том, что эта буйная орда проведет в Эшкерке еще одну ночь, Элизабет с трудом сдержала крик. С ужасом слушала она, как Роберт продолжает свою речь, обращаясь к этому сброду.
– Я, кажется, придумал кое-что, что скрасит вам скуку ожидания, – произнес он. – Что вы скажете, если я предложу вам отложить оружие и немного поразвлечься? Все мы так давно не имели возможности «положить камень» или «бросить шест». – Он широко улыбнулся, взял Элизабет за руку и привлек к себе. – Миледи и мне хотелось бы, чтобы вы остались в Эшкерке и устроили здесь хайлендские игры, – выкрикнул он.
Одобрительный рев, раздавшийся в ответ, был громоподобен. Элизабет закрыла уши руками и спрятала лицо на груди Роберта. Тот обнял жену, засмеялся, а горцы принялись бить клейморами и секирами о щиты.
Казалось, их восторгу не будет конца, поэтому Роберт направился к двери, по-прежнему держа Элизабет у себя под крылышком. Пора увести ее отсюда. Но продвигались они очень медленно, потому что пирующие то и дело останавливали их.
Магнус О'Кейн с трудом пробился к ним, и наконец в результате совместных усилий обоих мужчин все трое оказались у выхода из зала.
Бросив взгляд на Элизабет, Роберт понял, что она готова рвать и метать. Тогда он обхватил ее лицо ладонями и ласково улыбнулся:
– Элизабет, любовь моя, я должен вернуться в зал, но Магнус проводит вас до вашей комнаты.
Молодая женщина слабо кивнула, радуясь хотя бы тому, что избавится от шума и криков. Она поспешно поднялась по лестнице, даже не взглянув на молодого человека.
Но Бет не пошла в свою комнату, а вышла на замковую стену. Некоторое время она дышала свежим ночным воздухом и наслаждалась – впервые за весь вечер – спокойствием.
– И как долго это будет продолжаться? – спросила она наконец у своего спутника.
– Скорее всего всю ночь до рассвета, – неуверенно ответил О'Кейн. – Вы должны их простить, миледи. Это ведь мужчины, которые вернулись с поля боя. И теперь они веселятся.
– Извините, полковник О'Кейн, но если судить по их виду, им гораздо лучше находиться на оном поле боя, чем вне его, – жестко возразила Элизабет.
Магнус О'Кейн прислонился к парапету и грустно улыбнулся:
– Наверное, вы правы.
Улыбка у него была такая же заразительная, какой у других бывает зевота, и Элизабет не устояла. Ее напряжение вдруг совершенно исчезло в присутствии этого спокойного человека, и губы сами собой улыбнулись.
– Кажется, я была слишком сурова, – вздохнула она. – Роберт считает, что я много требую от людей.
– Ну, к нам ведь на самом деле нужно привыкнуть. Понимаете, Элизабет, вы не должны забывать одну вещь. Вы – супруга лэрда Хайленда, и по этой причине любой из тех, кто пирует сейчас в зале, не колеблясь, сложит свою голову за вас. Вот почему они кажутся столь загадочными. Несмотря на всю их дикость, они – рыцари.
Элизабет задумалась. Как хорошо, что в темноте не видно ее покрасневших от стыда щек.
– Вы хотите сказать, милорд, что это я вела себя оскорбительно, а не они?
– Нет, миледи. Вы держались безукоризненно, – возразил молодой человек. – Вы были прекрасной и любезной хозяйкой. Они навсегда сохранят в душе память о вас.
Теперь Элизабет поняла, почему Роберт так высоко ценил этого молодого сладкоречивого ирландца.
Однажды он сказал ей, что когда-нибудь история отметит, скольким обязана Шотландия этому двадцатипятилетнему ирландскому полковнику.
– Откуда вы родом?
– Я из Ольстера.
– Тогда почему же вы не возвращаетесь туда? Что вы делаете на этой проклятой войне? – спросила Бет.
– Я солдат, миледи, и у меня те же убеждения, что у Джеймса Грэхема, – заявил молодой человек. Он восхищался Грэхемом и уважал его. И считал, что дело Монтроза – верное. – У меня нет ненависти к Кэмпбеллам, как нет и намерения стереть их с лица земли, как у Мак-Дональдов. Мои люди – ольстерцы, как и я, – отдали свои шпаги и свою верность Джеймсу Грэхему, а значит, и вашему королю.
63 
