93 
– У меня все тело затекло. Хорошо бы меня размять, – заявил Роберт, нарушая ход ее мыслей.
Бет отложила работу и задумчиво посмотрела на мужа. Последнее время он вел себя как маленький – капризничал, что-то требовал. Не то чтобы Бет это не нравилось – она всегда радовалась возможности поухаживать за ним, просто ее раздражала его уверенность в том, что она не способна разгадать его притворства.
Роберт сел. Элизабет взяла мужа за плечи, изо всех сил принялась разминать их, затем она растерла ему шею. Роберт закрыл глаза от удовольствия, она снова занялась плечами. Каждое прикосновение жены действовало на Керкленда возбуждающе, по всему его телу побежали мурашки.
– Перевернитесь, – велела Бет.
Роберт повиновался, и она принялась разминать его бедра, икры и лодыжки. Затем Бет проделала все это с руками. Когда она принялась за мускулистую волосатую грудь, Роберт едва сдержал восторженный стон.
Бет нравилось прикасаться к мужу, чувствовать, как его твердые мускулы расслабляются под ее мягкими руками.
– Теперь вам полегчало, милорд?
– А как вы думаете? – вздохнул Роберт и закрыл глаза. Он не хотел, чтобы Бет увидела желание в его взгляде.
С довольной улыбкой Элизабет вновь села в кресло и опять принялась за вышивку. Она была довольна: Роберт получил то, от чего теперь помучается. Искоса взглянув на мужа, она увидела, что тот не сводит с нее глаз. Граф хитро прищурился, и Элизабет подумала, что в его голове созрел какой-то дьявольский план.
Не прошло и нескольких минут, как ее предположения оправдались.
– Мне нужно вымыться, – заявил он.
– Но я же вымыла вас вчера вечером, Роберт.
– Так то было вчера вечером, – возразил он. – Я спал очень беспокойно.
– Хорошо, милорд. Прикажете принести лохань?
– Нет, миледи. Просто обмойте меня.
– Как хотите, – смиренно ответила Бет. Она подошла к камину, отлила немного горячей воды из котелка, висевшего на огне, и вернулась к кровати.
Элизабет быстро намылила и обмыла руки Роберта, потом сделала то же самое с грудью и шеей. Потом занялась его плечами и спиной, потом – ногами.
Лицо ее сохраняло бесстрастное выражение, она делала все молча.
Роберт не сводил глаз с ее лица, он ждал, когда она доберется до сокровенных частей его тела.
Элизабет уже поняла его намерения. Она выпрямилась и с усмешкой бросила губку ему на живот.
– Полагаю, остальное вы в силах сделать самостоятельно.
Граф схватил ее за руку и притянул к себе, прижал к постели и с дьявольским блеском в глазах склонился над ней.
– Красивая девчонка, – простонал он и прильнул к ее губам.
Элизабет обняла мужа.
– Вы дикарь, Роберт Керкленд, – прошептала она, тяжело дыша.
– Ага, любовь моя, а вы натура чересчур утонченная, – пробормотал он и опять поцеловал ее.
– Эге, неужто вы опять этим занимаетесь? – раздался голос Артли.
Элизабет вскочила с кровати и стала оправлять свое платье.
– Разве трудно было постучаться? – проговорила она.
Роберт откинулся на подушки.
– Ей-богу, старуха, ты что-то замышляешь.
– Ей-богу, милорд, вы поправились бы куда скорее, если бы не тратили силы и не лезли на девчонку.
– Послушай, Артли, прекрати сию же минуту, – приказала Элизабет. – Это наше дело, чем мы занимаемся.
– Нет, не ваше, коль скоро я должна его исцелить, – возразила старуха. – И лучше будет перевести его в дальнюю комнату.
– И думать об этом не смей, старая ведьма, иначе я своими руками вырву твое черное сердце, – Роберт подмигнул.
Артли закудахтала и наклонилась, чтобы посмотреть на шрам.
– Все совсем зажило, милорд, и мне больше нет надобности вас лечить. У меня много дел поважнее, чем возиться с ленивым горцем.
Роберт схватил старуху за руки и чмокнул ее в морщинистую щеку.
– Я всегда буду благодарен тебе, Артли.
Та вырвала руку. Но видно было, что она очень довольна.
– Ох, да ну вас. Еще, чего доброго, затащите меня к себе в постель и попробуете протаранить, – усмехнулась старуха и ушла.
За последние месяцы Роберт никогда не был так бодр, как теперь. Он опьянел от морозного воздуха – ведь он так долго был прикован к постели.
Он ехал на коне, и ему нравилось снова быть в седле.
Рядом ехала Элизабет, глаза ее сияли, щеки горели. Казалось, она своя среди этой зимней природы, казалось, ветер мчит ее, а не конь. В морозном воздухе звенел ее смех; лошади галопом мчались по склону.
93 
