Лёгкий, ненавязчивый романчик 
51 
— Я тренировал его для большого турнира в честь Четвертого июля, и он обязательно победил бы и в этом году, — горевал Трэвис, уронив голову на скрещенные руки. — Элси, он два года подряд выигрывал.
— Я знаю, дорогой, Я знаю.
Потрясенная Сэм почувствовала себя страшно виноватой.
— Трэвис, поверь, мне так жаль! Я, честное слово, не знала.
Она потянулась, чтобы дотронуться до его руки, но он отбросил ее.
— Ну нет, ты все прекрасно знала! — продолжал он обвинять ее. — Ты так хотела отомстить мне! Боже, такой жестокой женщины свет не видывал!
— Тысяча чертей! — взорвалась она. — Откуда мне было знать, что ты дрессируешь эту глупую тварь? Ты никогда не говорил мне об этом, а ведь это не кошка и не собака. Откуда мне было догадаться?
Трэвис так расстроился, что не мог оставаться в доме и ушел, а Элси и Сэм очищали стол от останков бедняги Арни. Когда он вернулся, Элси домывала на кухне посуду. Сэм сидела на заднем крыльце на верхней ступеньке и строгала какой-то кусочек дерева. Усаживаясь рядом, Трэвис спокойно сказал:
— Прости, что я накричал на тебя. Ты действительно сделала это нечаянно. Я понимаю. Просто для меня это такой удар. Я прошу у тебя прощения, Сэм. Прости меня.
Она показала рукой на небольшой цветущий куст во дворе.
— Вон там я похоронила его. — И показала ему кусочек дерева. Он был выструган в виде креста с выцарапанной надписью: АРМИ. — Вот, возьми. Отдай ему последние почести.
Этот жест так тронул его, что даже слезы выступили на его глазах.
— Сэм, — пробормотал он, проводя пальцами по деревянному крестику. Но когда он поднял глаза, на крыльце никого больше не было и только скрип двери говорил о ее недавнем присутствии.
Ветер хлестал по простыне с такой силой, что чуть не сорвал ее с бельевой веревки. Одним мокрым концом простыня ударила Сэм по бедрам.
— Ух ты, проклятая! — ругнулась она, отскакивая и потирая ушибленное место. Сэм вместе с Элси занималась стиркой, это входило в обучение ее домашним делам. И. вот теперь Сэм самостоятельно развешивала белье на заднем дворе, а Элси в это время занималась приготовлением обеда.
С того ужасного вечера, когда Сэм подала на блюде несчастного Арми, она отказывалась заниматься приготовлением пищи. Три дня подряд Элси пыталась переубедить ее, но Сэм осталась непреклонной. У нее и так хватало неприятностей с Трэвисом, и ей не хотелось, чтобы их было больше.
Продолжая сражаться с мокрым бельем, Сэм думала совсем о другом. Если дни, заполненные бесконечными уроками, не доставляли ей особой радости, то ночи превратились в настоящий ад. Сэм по-прежнему спала в комнате Трэвиса, и это стало изощренной пыткой для них обоих.
Каждую ночь, лежа в тихой темной комнате почти рядом с Трэвисом, она не могла уснуть. Закрывая глаза, она представляла себе чистые линии его обнаженного тела, такого близкого и в то же время такого далекого, и от этого ее кожа начинала гореть как в лихорадке. Сердце начинало сильно стучать, дыхание прерывалось. Всем своим существом она рвалась к нему, а могла только беспокойно ворочаться на кровати. Ее пожирал такой огонь страсти, что казалось, он может воспламенить простыни, на которых она лежала, и ей казалось странным, что он еще не заметил ее волнения и не отпустил по этому поводу язвительных замечаний.
В начале лета ночи стали очень жаркими, в одну секунду простыни становились влажными, а ночная рубашка прилипала к телу, как мокрая тряпка. В другое время она бы просто содрала с себя проклятое одеяние и сбросила его на пол, но сейчас, когда на полу так близко от нее лежал Трэвис, укрытый всего лишь тонкой простыней, это означало бы подливать масла в огонь. В эти дни он был особенно нетерпимым, особенно раздраженным. Невозможно было угадать, что он способен выкинуть. Сэм, которая мало чего боялась в жизни, вдруг поняла, что ей бы не хотелось испытывать его гнев.
Так они и лежали молча каждую ночь, но напряжение между ними росло, и Сэм ощущала его физически. То, что Трэвис тоже почти не спал, мало утешало ее.
Сэм даже не пыталась шутить с ним, не пыталась вывести его из плохого настроения по утрам. Молча она ждала, когда он оденется и спустится вниз, и только потом начинала одеваться сама. Однажды она встала одновременно с ним, и он устроил такой скандал, что чуть дом не развалился. Трэвис орал, что она ведет себя непристойно и что хуже ее никого нет.
С тех пор она оставалась лежать в кровати, подоткнув под себя ночную рубашку, и, не смущаясь, открыто наблюдала, как он одевается. Она нисколько не пыталась скрыть свой интерес к его прекрасному мускулистому телу. Она не подсматривала за ним сквозь опущенные ресницы, не глядела на него, широко раскрыв глаза от ужаса, и не заливалась краской девической стыдливости. Она просто смотрела на него и искренне восхищалась им.
51 
