очень нудно 
25 
«Вода!» – мелькнула спасительная мысль.
Стараясь не озлобить зверя окончательно, Добря, все еще сжимая рукоять, в общем-то, бесполезного топора, начал медленно отступать. Босые ноги сразу же утопли в вязком, склизком иле, пяткой напоролся на острый камень. Внутри все сжалось, кровь ударила в виски и затылок. Благо волк еще не понял хитрого маневра, наступал медленно, запугивал.
Когда серый подошел к краю берега, Добря был уже по колено в воде. Внутри все оборвалось – не успеть. Волчара настигнет в один прыжок, как только дернешься, и никакая сырость уже не остановит зверя.
– И косточек не найдут… – выдохнул путник.
Волк замер, уши чуть приподнялись. Взгляд в одно мгновенье утратил злобу.
– Чего уставился? – пробормотал Добря обреченно и опустил топор. – Жри уже.
Издалека донесся зычный клич:
– Сребр, ко мне!
Зверь метнул короткий взгляд в сторону леса, снова покосился на запуганного мальчугана. Добря втянул голову в плечи, готовый в любую секунду рухнуть под тяжестью мохнатого тела, уже представил, как кровь из шейной вены обагряет прозрачные воды Ильменя.
– Сребр! – Голос прозвучат требовательно, на миг показалось, человек не зовет – приказывает!
«Морок, – подумал Добря. – Какой человек посмеет повысить голос на такую зверюгу? Морок. А может… не человек, а сам Лесной Хозяин зовет? Этому все дозволено. И раз тоже слышу, значит, я уже того… помер».
В груди больно кольнуло, ноги подкосились, и мальчик с размаху плюхнулся в воду.
Брызги полетели во все стороны, волк неодобрительно фыркнул, тряхнул мордой. И, будто передразнивая Добрю, тоже сел. Потом вскинул голову, завыл протяжно.
– Сребр! – Голос прозвучал гораздо ближе, чем прежде.
Кусты затрещали, нехотя пропустили огромного широкоплечего мужика. На смуглом обветренном лице не хватает одного глаза, от правой брови к скуле тянется уродливый шрам, щеки и подбородок покрыты густой порослью. Одежда на мужчине истертая, руки длинные, как весла, мощные. И хотя Добря никогда не видел разбойников, понял – этот именно из таких.
– Сребр!
Волк повернулся, мотнул мордой в сторону паренька.
– А это еще кто? – нахмурился одноглазый.
Добря сглотнул, оцепенел от ужаса.
– Эй, малец! Чего в такую глушь забрался? Заплутал?
– Я… Я за батей иду, – признался мальчик.
– За батей? И это ж в какие дали?
– В Киев.
Губы мужика дрогнули, улыбка получилась скользкой, мимолетной.
– Сам-то откуда будешь? Из Рюрикова града, что ли?
Добродей даже кивнуть не смог. Страшная догадка была подобна испепеляющему удару молнии. Одноглазый – вовсе не разбойник, а гораздо, гораздо хуже! Лодочник. Тот самый, о котором рассказывают во всех окрестных селеньях. Де живет он у тихой речушки, что впадает в Ильмень, и служит не абы кому, а самому водяному царю, утопленников на тот свет переправляет.
– Эй! – вновь окликнул мужик. – Долго в воде сидеть собираешься? Вылазь, путешественник… И железом не свети.
И Добря подчинился, просто не смог воспротивиться пронзительному взгляду единственного ока. Да и толку возражать? На берегу от громилы не укрыться, а в воде и подавно. Глядя на растерянность мальчика, Лодочник заметно повеселел, озорно подмигнул волку, а Добре бросил суровое:
– Пойдем.
Неприметная тропка вывела к небольшой речушке.
На берегу крошечный костерок, даже не костерок, а так – угли. Рядом с ним массивное бревно, ни один человек такую махину поднять не сможет. Добродей боязливо сглотнул, в очередной раз покосился на одноглазого, рядом с которым даже исполинский волк казался щенком. Сердце в груди ныло, не переставая.
Речушка искрилась лунным серебром, приглядевшись, Добродей различил борт лодки.
– Садись, обсохни, – приказал мужик.
Не успел Добря сделать, что велено, пихнул в руки лепешку:
– На вот. Подкрепись.
Мальчик безропотно взял хлеб, осмотрел со всех сторон. Живот, который всю дорогу крутило от страха, отозвался протяжным урчанием, рот наполнился слюной. Он собрался было откусить, но вовремя опомнился – разломил на две части.
– Сам ешь, – отозвался одноглазый. – Я не голоден.
Добря глянул на угощенье с опаской, но голод оказался сильнее разума. Вскоре Добродей забыл обо всем на свете, жевал радостно, пару раз чуть не подавился. Сребр сидел напротив, по ту сторону костра, жалобно облизывался. А когда последний кусочек лепешки исчез из вида, серый издал протяжный визг и обиженно опустился на брюхо.
25 
