очень нудно 
34 
– А если… – пробасил один из помощников.
Купец посуровел, гаркнул:
– Бросьте пока тут. Сейчас из Русы выйти надобно, после в трюм перенесете.
– А ежели его кто увидит и узнает?
– Пусть видят, скажем, наш раб. А узнать… да кто же его узнает? Мальчишка-то не здешний, на одежду глянь. К тому же сирота. Эта старуха никогда не врет.
Добрю швырнули в сторону. И хоть удар о доски был не сильным, перед глазами заплясали разноцветные круги. Мальчик попытался закричать, но тряпица во рту душила все звуки.
Лодья мерно покачивалась, ветер бил в бок, тщетно силясь перевернуть судно. Весла упали на воду с громким плеском. Ошалевший пленник замычал, тут же получил несильный пинок от одного из гребцов. Кормчий крикнул готовить парус, к мачте тут же метнулись двое.
– В путь! – торжественно крикнул человек в смешной шапке. Лодью будто что-то толкнуло, после еще раз и еще.
Приподняв голову, Добря видел, как удаляется берег, как отодвигаются, мельчают домики и крепостная стена Русы.
За свистящими порывами ветра мальчику послышался крик, грудной, надсадный:
– Добродей!
После еще раз и еще. А после – обеспокоенный голос одного из корабельщиков:
– Слышь, на берегу кого-то зовут, ищут. Может, нашего?
Человек в смешной шапке не ответил, сам вглядывался в берег. И хотя Добря видел только спину купца, понял – нервничает. Будто подслушав мысли пленника, человек повернулся, беззаботно махнул рукой:
– Даже если и так, кто его теперь найдет!
– А если старуху допросят? – буркнул кто-то.
– Ха! Так она и созналась! А свидетелей не было.
И снова голос с берега, но теперь он прозвучал очень громко:
– Добродей!
Душа мальчика дрогнула, дыханье оборвалось… Этот голос узнает из сотен других.
– Добродей!!!
В сильном, удивительно красивом голосе Вяча слышалось отчаянье ильменских чаек.
– Сынок!!!
Пленник дернулся, попытался вскочить на ноги. Ответить отцу все равно не сможет, но хотя бы взглянуть напоследок. Новый удар отшвырнул к мачте, неудачно развернувшись в полете, Добря впечатался плечом и взвыл.
– Сиди тихо, – прошипело над головой.
– Эй! Там лодка! – крикнул кормчий.
– Отойдет! – прорычал купец. – Ох уж эти рыбаки…
– Нет, ты не понял! Она идет наперерез!
И купец, и гребцы грохнули. Даже Добродей понял – лодья против лодки, что волк против новорожденного щенка, сомнет и не заметит. Но кормчий почему-то беспокоился…
– Да ты чего? – сквозь смех простонал купец.
– Одноглазый! Лодкой правит одноглазый!
– И чего?
– Да ничего! – В голосе кормчего зазвучал ужас. – Про него от самой Алоди молва идет!
Хохот оборвался резко, будто кто-то перерезал звонкую струну. Плеск за бортом стих, весла зависли в воздухе.
– Какая еще молва?
– Дурная, – будто из могилы, отозвался кормчий. – Он не просто колдун… Самому навьему владыке служит…
– А… а от нас что нужно? – дрогнув, спросил купец.
Добродей кожей почувствовал десятки взглядов, по спине побежал мороз. Пленник задрал голову, пытаясь взглянуть в лицо кормчему, и даже издалека понял – этот взгляд не сулит ничего хорошего.
– Видать, мы забрали его добычу…
Голос купца сделался подозрительным:
– Уверен?
Кормчий кивнул, ткнул пальцем в Добродея:
– Мальчишку нужно отдать Одноглазому. Иначе тот подводному владыке пожалуется, и беды не миновать.
– Не слишком ли дорогая плата… – насторожился купец.
– Отдать… – процедил кормчий, белея от страха.
Тут же со всех сторон послышались одобрительные возгласы и ропот: дескать, скупость до добра не доводит, с подводным властелином спорить негоже.
– Развязать! – крикнул купец, нервно поправил смешную шапку.
Один из гребцов, бросив весло, метнулся к Добродею.
– Нет-нет! – откликнулся кормчий поспешно. – Так отдать нужно! Ежели утопнет – считай, самому владыке и вернули, ведь и князья не брезгуют принимать долги за своих людей. А главное, Одноглазого от погони отвлечем! Ой, не хотелось бы мне с ним нос к носу встречаться!
– И то верно, – сказал купец и скомандовал зычно: – За борт!
Добрю подхватили в тот же миг. Спотыкаясь и бранясь, корабельщик тащил пленника к краю. На помощь ему поспешил еще один. Вместе взяли за руки и за ноги, раскачали и швырнули в реку.
Удар о воду был мягким, да и сама стихия приняла Добродея радостно, заключила в холодные объятья. Он забился, как пораненная рыба. Вода ударила в уши, захлестнула рот и потащила вниз. На грани сознания скользнула отчаянная мысль: «А может быть, и вправду… подводный владыка не прочь принять долг за своего подданного? Оттого и тащит вниз с такой силой…»
34 
