очень нудно 
73 
– Скажи Ярооку, наша семья у него в долгу.
– Скажу. Но и ты, боярыня, ничего не перепутай. Да хранят тебя боги.
Когда и женщина, и прислуга удалились, Яроок прикрыл за собою капищные ворота и вопросительно глянул на помощника. Тот почтительно поклонился.
– Все сделано, как ты сказал, учитель. Хорнимир будет спать – громом не разбудишь.
– Отменно, – похвалил Яроок младшего жреца. – Но ты уверен, Светлолик?
– Как и в том, что новгородцы на подходе, – подтвердил тот, снова склоняя голову.
– Тогда и мы поспешим, – проговорил верховный жрец и закашлялся. – Эх, берут годы свое… Тяжеленько мне будет спускаться с горы. Обратно могу и не взлезть. Ну да что не сделаешь во имя торжества веры и божьей славы? Будь наготове, Светлолик, если мне понадобится твоя помощь. Но держись в толпе.
Тот распахнул плащ.
– Нет, – успокоил Яроок помощника, окидывая его взглядом, – думаю, что до этого дело не дойдет. Тебе надобно лишь выкрикнуть оговоренные слова, чтобы все случилось по-моему и народоизъявление состоялось, как угодно Перуну и Дажьбогу.
– Хвала богам! Да будет так, – откликнулся Светлолик, снова скрывая оружие.
– Поспешим же! Туман рассеивается, – предложил Яроок и первым шагнул в редеющую пелену.
Он шел медленно, по-стариковски осторожно, всматриваясь в каждую кочку и корягу на пути. Шел и вспоминал воеводу, не поступившегося верой, недалекого, но верного, не в пример молодым и откровенным недорослям. Киевские старожилы новые порядки давно не одобряли. Лишь пример рассудительного и спокойного Хорнимира удерживал их от прямого неповиновения Осколоду. Да вот еще и его собственная привязанность к воспитаннице – ныне княгине Дире – не оставляла иных путей, кроме терпения. Взял бы Осколод другую женщину, не терпел бы бесплодную жену, и он бы Яроок, не медлил. Но вопреки ожиданию с непонятным для Яроока смирением князь держался супружеского обета. Если бы Осколод только ведал, что это спасало ему жизнь!
По исконному обычаю каждую осень на горе у капища Перуна и Дажьбога созывался жертвенный пир. Старейшины городских общин собирались туда, принеся на братчину припасов и хмельных медов, а то и вин. Напитки смешивали с жертвенной кровью, щедро проливая на божьи алтари.
Яроок прекрасно помнил, как на другой же год после злосчастного крещения князя, сломленного неудачами, Хорнимир упросил властителя Киева пожаловать к тому традиционному пиру, чтобы народ был спокоен за грядущий урожай нового года.
И Осколод пришел, и начал держать речь, и обратился с увещеванием ко всему собранию, наученный, должно быть, ромеями, дабы отвратились киевляне от приношения жертв богам, чтобы крестились по его примеру и уверовали бы в одного лишь бога Христа.
– Светлый князь, – возразил Яроок, – мы взяли тебя, потомка Кия, в правители с надеждой, что будем избавлены от доли рабов, как то было и при наших дедах и пращурах. Они лежат в курганах от самых Змиевых валов и далеко на север. Что скажем мы им при встрече? Что предали кровных родичей, богов наших и саму свободу и стали рабами иноземного бога? Если ты не хочешь кровопролития, не желаешь, чтобы дети сошлись в схватке с отцами, если обещаешь вершить по справедливости княжий суд и хотел бы править Киевом, будь добр соблюдать и наши обычаи, не требуя от нас невыполнимого.
Не стоит уповать на силу своих дружинников, они лишь капля в славянском море. Разбушуется, и не унять. Не стоит упорствовать в своих желаниях, потому что мы, киевляне, будем готовы взять себе другого правителя, который уважит нашу старую веру.
Старейшины, купцы, жрецы и прочие собравшиеся на пир одобрительно загудели.
Осколод побагровел, но сдержал гнев, может, оттого, что Дира взяла мужа за руку, али потому, что многим был обязан и самому Ярооку, и воеводе Хорнимиру, оправдавшему свое имя в тот день.
– Успокойтесь, земляки! Тише, други! Князь не желает свары, он хотел бы восстановить мир в Киеве… – громко сказал воевода.
– Пусть князь вместе с Ярооком, как прежде, принесут жертвы Дажьбогу, чтобы год будущий выдался обильным на урожай и торговлю, – молвил один из самых уважаемых и упертых в вере стариков. – Пусть Осколод поднимет рог и освятит его в честь Перуна Громовержца!
Когда же Яроок протянул князю полный стоялого меда рог, Осколод коснулся левой рукой груди, а правой перекрестил напиток.
Возмущенные старейшины уж были готовы вновь взроптать, но Хорнимир поднял руку и объявил, что таков древний знак, подобный громовому молоту или топору. И тем самым князь освящает рог и жертвенное питье.
73 
