очень нудно 
84 
Она захлебнулась воздухом или горем – этого Добродей не знал. Он успел обнять Диру, крепко прижать к себе, чтобы та не смогла снова пуститься в буйство.
– Он… Он… – Дира не говорила – хрипела. – Растерзан… Поруган… Тело… мне сказали, тело брошено на пристани…
– Уже нет, Ирина… – зашептал Добродей, убаюкивая ей, как младенца. – Твой муж похоронен согласно нашей вере. На высокой горе, где вставали белые угры[23]. Помнишь такую? Там берег самый крутой…
Женщина вздрогнула всем телом, прижалась сильнее. Это известие будто отрезвило, но надолго ли?
– Похоронен… как христианин… Это кара Божия… Это кара…
– Что делать нам, княгиня? Дружина может встать на защиту тебя, твоего дома и престола. Мы готовы вступить в схватку с Новгородцем.
– Это неразумно. Их больше… – пробормотала она.
– Пусть. Но…
– Вы умрете. Вы умрете, как мой муж. И ваши тела бросят на княжеском дворе на поругание.
– Олег тебя не отпустит просто так. Ты имеешь права на Киев. Нужно бежать, и мы пробьемся.
Она отстранилась и глянула на гридня:
– Наивный! Бежать? Куда? К хазарам? Или к тем, чьих детей продали во спасение Киева?
– Белый свет велик, а Господь милостив. Да простит он грехи наши тяжкие! – взмолился Добродей, притягивая Диру к себе.
– Нет! – крикнула та, попыталась вырваться. – Николай, муж мой, лежит в этой земле, и я, Ирина, лягу с ним!
Добродей почувствовал, как земля уходит из-под ног. Рушится само мироздание, погребая его под своими руинами. До последнего надеялся – Дира согласится. Пусть княгиня уже не молода и старше на целых десять лет, ведь по-прежнему хороша. И если не найдется князя, готового разделить с ней судьбу, то найдется другой… возможно, лучший, по-настоящему преданный и любящий. Но тут же вспомнились ему и иные слова:
«Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем…» – он отбивался от этой мысли долгие годы, как мог. Но так и не сумел справиться.
– Я не могу убить себя, грех это, – вдруг глухо проговорила Дира. – Иначе на Том Свете нам с ним никогда не встретиться. А он в раю, иначе и быть не может. Все грехи отпустятся ему, принявшему смерть от рук язычника. Но самоубийцам…
– Знаю…
– И эти, – она кивнула на притихших священников, – тоже не могут. Грех, великий грех… смертоубийство. И тебе нельзя, Агафон… – выдохнула княгиня, лицо сделалось таким, будто женщина уже в могиле лежит, – я ведь женщина, христианка… Значит, и сестра твоя…
– Ты действительно этого хочешь, Ирина? – прохрипел Добродей и сам не понял, как язык повернулся спросить о таком.
– Да.
– Я возьму этот грех на душу. Мне не впервой убивать невинных.
Стоящий рядом служитель Церкви вспыхнул, шагнул вперед:
– Не говори так, Агафон! Ты убивал иноверцев! Да тут пол-Киева иноверцы, скифы, варвары, что так и не нашли пути к Свету! А вот убийство христианина…
– Тогда убей, – вдруг прошептала Дира, сжимая золоченый крестик в хрупких пальцах. – Пусть моя душа уйдет к нему… Может быть, на Том Свете мы наконец-то обретем счастье… Пусти меня, и делай свое дело!
Теперь она лежала на постели, жалкая и до того несчастная, что у старшего дружинника защипало глаза. Он перекрестился, тоже медленно потянул с шеи оберег, сняв – поцеловал…
Может, это и правильно, может быть, это и к лучшему. Женщина, потерявшая любимого мужа, еще способна выжить. А та, которая в один миг утратила и красоту, и гордость, – вряд ли. Пусть Олег Новгородский не прикоснулся к ней, но княгиня уже поругана им…
– Дира, прощай! Я всегда буду помнить о тебе.
Добродей встал слишком решительно, оба служителя отскочили в стороны. Лезвие блеснуло в рассветных лучах, просочившихся сквозь ставни, и с быстротой молнии вошло княгине под левую грудь. Она вздрогнула всем телом, изогнулась… Удивленные глаза Диры вспыхнули в последний раз и погасли. Бессильная рука, доселе сжимавшая распятие, свесилась вниз. Кровь заливала пуховые подушки.
Добря отвернулся.
– Ты… – выдохнул один из священников. Казалось, он сам готов броситься на Добродея и порвать голыми руками. – Креста на тебе нет!
– Был вот только что, теперь уж нет. Это ты верно подметил.
Однако второй поп отозвался спокойно:
– А что Олег делает с иноверцами?
– Не знаю. Не слышал.
– Убьет, – замогильным голосом сказал первый, вмиг забыв о Дире.
Второй бросил в собрата испепеляющий взгляд, и тот затих.
84 
