22 
Созревание несет в себе значительно больше опасностей, чем жизнь. Мы пришли к такому выводу в Мюнхене, на половине третьей бутылки доброго калифорнийского шардоне. Мои хозяева выделили мне на ночь комнату Юлии (и компьютер, с которого я посылаю это письмо). Я засну на ее кровати. Рядом с плюшевым мишкой с оторванным носом и под плакатом с Джеймсом Дином[25], бунтарски озирающим этот мир.
В раздумьях и сердечно,
ЯЛ, Мюнхен
P. S. Ты помнишь свой период созревания? Ты его пережила как-то особенно? У тебя тоже был бунт?
Варшава, день
Януш,
ты шутишь? Я, как и всякий подросток, пережила период бунта и протеста. Мир взрослых казался мне бесконечно скучным и лишенным смысла. Я мечтала о взрослой жизни, которая ассоциировалась у меня не столько с курением (это уже было в прошлом, поскольку свою первую и последнюю сигарету я выкурила с Ханкой П. в возрасте шести лет), сколько с возможностью читать книги для взрослых в открытую, а не в отсутствие родителей. Я до сих пор благодарна им за то, что в нашем доме были и такие книги, а также за то, что в Риме мы не бродили по магазинам, а осматривали развалины. Я взбунтовалась только в Ассизи и до сих пор об этом жалею. К счастью, я довольно быстро сориентировалась, что эти двое во многих жизненных ситуациях бывают правы. Я ценю и уважаю их за то, что они правильно поняли мой характер, не были категоричными, дали мне полную свободу и в результате вывели меня в люди. А самое главное то, что у них всегда было для меня время и они со мной разговаривали. Ни разу я не услышала, что проблема, с которой я к ним пришла, не имеет значения. Должно быть, поэтому до сих пор я первым делом делюсь с ними тем, что происходит в моей жизни. Поскольку я забочусь об их самочувствии, то теперь сообщаю им преимущественно хорошие новости. Я стараюсь создать им спокойную и беззаботную жизнь, какую они создавали для меня долгие годы.
С уважением,
М.
Франкфурт-на-Майне, вторник, вечер, с работы
Малгожата,
позволю себе еще раз на минуту возвратиться к теме созревания и связанным с этим периодом завихрениям, нарушениям, дилеммам, разочарованиям и даже трагедиям, над которыми через десять лет — вероятно, а через двадцать лет наверняка можно будет только посмеяться. Есть у меня интересный повод.
Как тебе известно, я регулярно получаю мейлы от моих читателей (88 % из которых — читательницы, если быть точным). Сегодня, когда мои книги издаются за рубежом, не только от польских читателей. В последнее время в больших количествах из России и с Украины, но случаются также письма из Вьетнама. Все же по большей части это письма из Польши, и касаются они в основном «Одиночества в Сети», хотя книге уже семь лет и ее популярность по идее должна была бы потихоньку спадать. Тем не менее признаюсь, к моей радости, такого пока не происходит. В положенном семилетнем возрасте она пошла в школу. К счастью, не в начальную. Из приходящих ко мне по Интернету писем я узнаю, что ее обсуждают, анализируют под разными углами зрения — в том числе и как классический пример кича и графомании — в дипломах, а в последнее время даже и в выпускных сочинениях на аттестат зрелости. И подумать только, что уважаемый мною журналист и поэт Петр Братковский, работавший тогда, в сентябре 2001 года, в «Газете Выборчей», попенял мне в первой рецензии на «Одиночество в Сети», что в этой книге я, цитирую, «заигрываю с порнографией». Если он был прав, то теперь эта «порнография» попадает время от времени к выпускникам и выпускницам школ и к уважаемым членам экзаменационных комиссий. Кроме того, выясняется, что эту книгу читают такие молодые люди, у которых до выпускных экзаменов еще очень много времени и которым она вовсе не предназначалась. Тем, кто находится в апогее периода созревания. Именно поэтому я возвращаюсь к данной теме. Я приведу ниже мейл от девочки-подростка и воздержусь от каких бы то ни было комментариев. Я получил от нее согласие на публикацию ее письма (самого текста и адреса ее электронной почты). В противном случае я бы никогда не осмелился сделать это. Полагаю, раздумья шестнадцатилетней Дарьи бросают совершенно другой свет на то, что мы, взрослые, думаем о поколении, в котором бушуют гормоны…
Дорогой Пан ЯнуШок!
С тяжелым сердцем приходится об этом писать, но ВЫ — НИЗКИЙ ЧЕЛОВЕК. Не могу называть Вас по-другому с тех пор, как закончила читать «Одиночество в Сети»… То есть с сегодняшнего вечера. Еще вчера я считала Вас непререкаемым мастером. Моим мастером. Сегодня — когда я дочитала Вашу книгу — я поняла, что ошиблась в Вас. И дело не в отсутствии восторгов, переживаний во время чтения (этого-то как раз было больше чем достаточно, и за это я Вам благодарна), а в том, что Вы меня всю дорогу обнадеживали. И еще как!
22 
