107 
А крыса уже бежала мимо срезанной орудийной башни к тонущему крейсеру, бежала быстро, словно разгоняясь для прыжка.
Палуба крейсера почти сравнялась с пристанью. У Харитонова от волнения перехватило горло.
– Стой, дура! – заорал он крысе. – Куда ты? Утонешь!!!
Но зверек, разогнавшись, прыгнул на железную палубу и исчез среди построек. И только тихая дробь его бега прозвучала во внезапно наступившей тишине. Потом забурлила вода, поглотившая палубу.
На лицах корреспондентов, наблюдавших за односторонним разоружением, появилась растерянность.
Корабельные надстройки и мачты с антеннами скрылись под водой. Но тишина длилась. Люди неподвижно стояли на пристани, и даже запоздалый щелчок фотоаппарата не спугнул тишину.
Харитонов закрыл глаза и до боли в скулах сцепил зубы.
– Крысы бегут с тонущего корабля, – проговаривал он мысленно. – Крысы бегут с корабля… с одного тонущего корабля на другой.
Правая его рука потянулась к шнуру. Спички были уже в левой руке.
Он открыл глаза и зажег спичку. Медленно поднес ее к шнуру. Шнур заискрился…
Резкий удар свалил его. Перед его лицом чьи-то сапоги затаптывали искрящий конец бикфордова шнура. Харитонов лежал и смотрел, как сопротивляется огонь толстым резиновым подошвам. Но тут сапог ударил его в лицо, и красные круги поплыли перед глазами.
Корреспонденты ожили и снова защелкали камерами, наблюдая, как люди в штатском, потоптав ногами странного бородатого человека в старой военной форме, взяли его под руки и вбросили в легковую машину.
Очнулся Харитонов в комнате с цементным полом и узкими нарами, прикрученными к холодной стене. Дотронулся до лица и одернул руку – резкая боль чуть не отобрала у него сознание.
Он перевернулся на спину, опустил руку, попытался вытащить из-под нар вещмешок, но не нашел его там. Приподнял голову и осмотрел камеру. Остановил взгляд на железной двери с квадратным зарешеченным окошком.
За дверью зазвенели ключи.
Вошли двое – надзиратель в военной форме и пожилой врач в халате, маловатом и с дырками, сквозь которые был виден салатовый свитер. Врач наклонился к лицу Харитонова, раздвинул своими толстыми пальцами разбитые губы.
– Двойной перелом скулы, – сказал он, вздохнув и выпрямившись. – Боюсь, что говорить ему будет трудно.
Надзиратель пожал плечами.
– Надо его взять в тюремную больницу, – предположительным тоном произнес врач.
– Вставай! – мягко приказал надзиратель.
В тюремной больнице кормили жидкой манной кашей. Давали чай, прозрачный, как вода. Ничего не говорили.
Через три дня Харитонов вернулся в камеру. И увидел, что на нарах напротив лежит толстый мужичок. Лежит и курит, задумчиво глядя в потолок.
– А, сосед! – он повернул голову к Харитонову и улыбнулся, показав два золотых зуба. – С возвращеньицем!
Харитонов кивнул и сел на свои нары.
– Что такой невеселый? – Мужичок приподнялся на локтях, с любопытством разглядывая соседа.
– Чего веселиться? – мрачно, с трудом шевеля языком, спросил Харитонов.
– Как чего?! – удивился сосед. – Скоро праздники! Печенье к чаю дадут!
Харитонов хмыкнул и улегся.
– Слыхал я, что ты тоже шпион? Коллеги? – не унимался сосед.
Харитонов отвернулся к стене. Сосед еще несколько раз попытался завязать разговор, но Харитонов молчал.
За железной дверью зазвенели ключи. Вошел надзиратель.
– Эй ты, с поломанным лицом, подымайсь! – приказал он.
Харитонов поднялся. Минут пять они шли коридорами вдоль одинаковых железных дверей и слушали гулкое эхо своих шагов, разносившееся по всему зданию. Поднялись по лестнице с проволочным ограждением в два человеческих роста. Прошли сквозь двойные решетчатые двери и оказались в следующем коридоре.
– Не люблю!!! – завопил кто-то истерическим голосом, и Харитонов, опешив, остановился.
– Давай-давай! – подтолкнул его в спину надзиратель. – Это он не тебя не любит.
Остановились у коричневой деревянной двери. Надзиратель вежливо постучал.
– Входи! – ответили оттуда.
Надзиратель подтолкнул Харитонова, и они вошли в комнату, в которой сидел худощавый мужчина лет сорока, одетый в штатское. Короткие волосы были зачесаны на пробор. На лацкане пиджака висел латунный «ромбик» какого-то института.
– Долго же вы к нам шли! – приветливо произнес он.
107 
