14 
В голове арестованного зазвенело.
– Теперь слушай! – генерал прокашлялся. – Ты знаешь, что мы со времен революции находимся во вражеском окружении?!
– Ну да… – кивнул Харитонов, решив отвечать положительно.
– Знает! Слышишь, Изводьев, дурья башка, даже он знает! Так вот, ты пришел к нам со стороны вражеского окружения. Меня интересует, кого ты из этого окружения встречал и что о нем знаешь?
– Нет… – запнулся Харитонов, – не знаю, не встречал…
– Подонок. Подонок и дезертир! – огорченно произнес генерал. – Если Аникин через два дня не вернется, мы тебя расстреляем.
– Товарищ генерал Лыков! – встрепенулся Харитонов. – Да ведь только к барже не меньше двух недель идти! Как же он вернется через два дня?!
– У него приказ. Не вернется – расстреляем тебя, а потом его, если вернется с опозданием.
Харитонов потупился и горестно размышлял о судьбе, которую ни предсказать, ни предвидеть невозможно. Глупо все как-то получалось.
Генерал пододвинул колоду поближе к огню и уселся так, что пламя освещало его побитое оспой усатое лицо.
Изводьев подошел к генералу, наклонился и что-то прошептал.
– Нет, – замотал головой генерал. – Не могу я спать! Вот выйдем из окружения – отосплюсь, а пока нет. Во сне и убить могут. А за заботу о генерале объявляю благодарность!
– Служу Советскому Союзу! – протараторил солдат.
– Ты вот что, ударь его еще разок и отведи назад, сам приляг, поспи часик! – генерал повернул голову, посмотрел, как Изводьев еще раз ударил арестованного кулаком по уху и проводил их взглядом.
Чтобы отвлечься от звона в голове, Харитонов пытался сосчитать шаги до землянки. Считал он вслух, но негромко.
– Чего бубнишь? – равнодушно спросил солдат. – Ты извини, приказ генерала – приказ родины.
– А мне кажется, что он – сумасшедший! – Харитонов обернулся, пытаясь рассмотреть лицо Изводьева.
– Иди, иди! Генералы сумасшедшими не бывают! Он уже двенадцать лет не спит.
Зайдя в землянку, Харитонов сразу улегся на нары. Щелкнула задвижка, и остался арестованный наедине с темнотой. Болело ухо, все еще звенело в голове и совершенно не хотелось спать.
Утром за ним снова пришел Изводьев. Поинтересовался самочувствием, пожаловался на живот. Лицо у него было бледное, как у покойника, под глазами синеватые круги.
– Я уже давно не жилец, – грустно протянул он. – Здесь зимой знаешь как морозно! У меня уже и ноги синие какой год. Каждый день болят! Ладно, пошли к генералу. У него сегодня настроение хорошее.
У генерала действительно было хорошее настроение. Он расхаживал вокруг костра, о чем-то вполголоса размышляя. Увидев Изводьева и арестованного, резко остановился, подождал, пока те подойдут.
– Ну как, выспался? – обратился он к Харитонову.
– Нет, – мрачно ответил арестованный.
Генерал набычился, перевел взгляд на солдата, потом снова на арестанта.
– Карту дороги к морю нарисовать можешь? – спросил он.
– Нет, – замотал головой Харитонов. – Это если по шнуру идти, то можно выйти, а так я даже не знаю, в какой стороне оно отсюда.
– По шнуру… – повторил генерал. – Надо тебя расстрелять все-таки. Карту нарисовать не можешь, вражеского окружения не видел. Родился где?
– В Архангельской области.
– Ишь ты, – генерал облизал сухие губы. – Дети есть?
– Нет.
– Это хорошо. Значит, сирот не прибавится. Папиросы есть?
– Не курю, – Харитонову надоело отвечать на эти короткие, как бы невзначай заданные вопросы, он смотрел на землю и думал о дирижаблях.
– Не куришь… – повторил генерал. – А я вот уже двенадцать лет не сплю… И вот за это время таких двух подонков, как этот, – генерал ткнул пальцем в Изводьева, – расстрелял за сон на посту… А ты – «не курю», «карты не рисую», «детей не имею», тьфу!
На земле перед Харитоновым остановились грязные, много лет не чищенные сапоги.
Харитонов поднял глаза и встретился взглядом с рассматривавшим его в упор генералом.
– И зубы я уже двенадцать лет не чищу. Порошка нет. А они тем временем гниют, вот посмотри! – и генерал дыхнул в лицо Харитонову такой затхлостью, что арестованный зажмурился, словно запах был неприятен и глазам.
– Видишь, до чего нас враги довели! А мы не сдаемся! И не сдадимся, наверное… Ты какое время суток больше любишь?
– Ночь, – ответил Харитонов. – Самое мирное время.
14 
