очень нудно 
45 
Григорий проследил за странным взглядом своего гостя и, увидев зверька, вскочил на ноги и с криком «Ах ты ж, тварь!» швырнул в нее сухим ломтем. То, что произошло следом, заставило Григория онемело застыть и простоять в задумчивом оцепенении несколько минут. Крыса отскочила, но потом спокойно вонзила зубы в сухой ломоть и даже не убежала, а спокойно проковыляла к двери и скрылась в сенях.
– Ну не было здесь никогда этих тварей! – наконец развел руками Григорий. – Воистину, там, где чума, – там и крысы! Довоевались, олухи, видать!
– А кому памятник будет? – вернулся к прежнему разговору Харитонов, желая отвлечь хозяина от нерадостных мыслей.
– Памятник-то? – переспросил Григорий. – «Всем погибшим».
– Совсем всем? – удивился Харитонов. – Это и нашим, и ихним, то есть врагам?
– Я ж говорю: всем погибшим! – хозяин посмотрел на Харитонова как на не очень умного. – Это ж пока люди живые – они враги друг другу, а смерть их примиряет. Какой же он тебе враг, коли он уже мертвый. Потому и памятник: «Всем погибшим», то есть всем, кого смерть примирила.
– А-а, – протянул Харитонов, – что-то тут, кажется, неправильно…
– Ну знаешь, Василий, этот памятник я строю и как хочу, так и назову. Когда ты будешь какой-нибудь свой памятник строить – тогда и назовешь его исходя из своего разумения.
С такими рассуждениями Харитонов согласился. Он даже отломал кусок от своего сухого ломтя и протянул Григорию взамен того, что унесла крыса. Взгляд Григория смягчился. Он принял кусок сухого хлеба и окунул его в отвар.
– Что-то солнце не заходит! – высказал свое удивление вслух Василий.
– А здесь так бывает, – поделился опытом хозяин. – Бывает, что стоит оно по три дня кряду на одном месте, а потом ночь очень длинная приходит. Ночью-то они не воюют, тишина такая божественная, что всякие природные шумы издалека слышно.
Проспавшись на печи, они проснулись довольно бодрыми. Григорий спрыгнул на пол, разжег потухшую ночью печь, принес воды.
К тому времени, как Харитонов слез вниз, на столе уже стояли и пускали пар две наполненные кружки, в которых, совершенно неожиданно для Василия, был настоящий черный чай.
– Откуда? – глянул он на Григория.
– Из Москвы небось… – ответил Григорий, роясь в холщовом мешке у печки.
Кипяток обжигал губы, и Харитонов уже почувствовал, как отслоился кусочек кожи на нижней губе, но почему-то так хотелось напиться этого чаю, что младший матрос никак не мог сдержать себя.
Остановился он только тогда, когда почувствовал, что и нёбо жжет нестерпимо.
– Ну куда тебя! – с укором посмотрел на него подошедший к столу хозяин. – Отнимают, што ли? – и он поставил около своей кружки консервную банку и коробку «Московских сухарей».
– Остатки прошлого пайка, што с самолета сбросили, – пояснил он, открывая консервную банку туповатым перочинным ножом.
Ели с аппетитом.
– Что это за рыба такая, без костей совсем? – поинтересовался Харитонов, захватив пальцами кусок белого мяса из консервной банки.
– Крабы, – ответил Григорий. – Ишь, как интересно выходит у нас: я вот никогда на море не был, а ем «Крабы океанские».
– А я был, но таких ни разу не пробовал… – покачал головой Василий.
– Не переживай. Я думаю, что пища, как и голод, тоже волнами по земле движется, вот как тут. Прилетает самолет, сбрасывает чего-то, я и не знаю чего, только когда уже сбросили – смотрю. Так вот прилетает он, сбрасывает и улетает, а потом его то месяц, то два, а то и три нету. А где он эти три месяца? Наверняка сбрасывает еду в других местах. И вот, к примеру, если я все съем до того, как он снова прилетит, – то со мною голод случится, от которого я и умереть могу. Да ведь и то… прилетает он сюда более часто потому, как я на государственной важной службе состою. А в другие, не такие важные места, как это, он, самолет, может и не долететь. Ведь не может так быть, чтобы всем всего хватало. О, слышь, опять стреляют!
Харитонов тоже расслышал ружейные выстрелы, и стало у него на душе неприятно, словно обманули его. Ведь передали по обгоревшей радиоточке, что давно уже воцарился мир и отмечалась какая-то годовщина победы над врагом, а тут все еще идет война, а война ведь с друзьями не бывает, она только с врагом ведется. И кто здесь кому враг – неизвестно…
Григорий нехотя поднялся и подошел к окну.
– Обнаглели, сволочи, совсем рядом воюют! – недовольно произнес он. – Когда уже у них патроны кончатся?!
45 
