22 
Стефани смотрела на него сквозь слезы, навернувшиеся на глаза.
— Я вас не знаю.
— Меня зовут Макс Лакост.
— А меня..?
— Сабрина Лакост.
— Какая у мадам была фамилия до замужества? — спросил врач.
— Робьон, — быстро ответил Макс.
Врач вздохнул.
— Во Франции людей с такой фамилией наберется добрых полмиллиона. Но вы, месье, вы можете сказать мадам, кто она такая, откуда родом, из какой семьи…
По-прежнему глядя на Стефани, Макс качал головой.
— Мы с ней не говорили о нашем прошлом, мы думали, для этого у нас еще будет масса времени. Мы говорили о будущем. У нас было столько планов, как мы будем проводить время вместе, столько надежд, столько грез… и все они еще могут сбыться.
— Са-бри-на. — Она снова, как и прежде, произнесла это имя, словно пробуя его на вкус. — Сабрина. Сабрина. Сабрина. — Потом покачала головой. — Нет, оно мне не подходит.
— Где вы живете? — спросил врач у Макса.
— Недалеко отсюда. Я обратился к вам с просьбой насчет специалиста по пластическим операциям для мадам. Мне не терпится забрать ее домой.
— Я хочу, чтобы она провела у нас неделю, пока силы не вернутся к ней, а потом дойдет очередь и до специалиста по пластическим операциям. Но я также самым настоятельным образом прошу разрешить мне пригласить психотерапевта, мне нужно с ним посоветоваться. Ее нужно тщательнейшим образом осмотреть…
— Если мы женаты, — спросила Стефани, — то какая у меня была фамилия до замужества?
— Я же сказал тебе, — ответил Макс. — Робьон.
— В самом деле? Робьон? У меня была такая фамилия? — Ее глаза расширились от удивления. — А когда ты мне говорил?
— Несколько минут назад. Впрочем, это неважно.
— Нет, важно, важно. — Она заговорила громче. — Я что, вообще ничего не помню?
— Вам ни в коем случае нельзя так волноваться, — быстро вставил врач. — Для такой формы амнезии это в порядке вещей; так зачастую бывает с людьми, перенесшими душевную травму. Это так называемая антероградная амнезия, она почти всегда проходит через несколько дней. Однако вы, мадам, также страдаете и ретроградной разновидностью амнезии, которая может иметь более продолжительный эффект. На мой взгляд, вам нужно пройти осмотр в полном объеме у квалифицированных специалистов, способных определить, какой именно формой амнезии вы страдаете, и помочь вам преодолеть пережитую душевную травму, а может быть, и помочь найти способы отделаться от неприятных воспоминаний.
— Мы с женой сами позаботимся о том, чтобы она преодолела душевное потрясение, — сказал Макс.
— Но послушайте, месье, есть же специалисты, которые прекрасно знакомы со случаями подобного рода…
Оставьте меня в покое! Эта мысль мелькнула у нее в уме по-английски, а не по-французски, и как только Стефани это осознала, ее захлестнул безотчетный страх. Вырвав руку из ладоней Макса, она сунула ее под одеяло и закрыла глаза, чтобы не видеть ни того, ни другого из мужчин. Она слышала над собой их голоса — звучные, с ноткой недовольства, но впечатление такое, словно мимо проносились поезда. Поезда, мелькнула мысль; я что, тоже ехала на поезде? Куда я ехала? Ей почудился быстрый стук колес, затем ничего не значащий рев, пока она, напрягая мышцы, лежала, а сверху слышался этот звук, лежала, стиснув руки и боясь шелохнуться. Она была одна среди этой пустоты — туман, облако, небо, бескрайнее пространство, бесконечность, — и не было ничего, на что она могла посмотреть, до чего могла дотронуться, что могла схватить. Она попробовала думать о том, что было ей знакомо, — о доме, комнате, стуле, кровати, — но их не было. Она попыталась мысленно представить какой-нибудь город, район, улицу, но вместо этого ей явилась одна лишь пустота: ни пейзажа, ни шоссе, ни указательных столбов. Только пустота, от которой ей становилось душно и охватывал жуткий страх.
Сабрина. Сабрина… а дальше? Он ведь говорил, какая у меня фамилия? Он же говорил мне, не так ли? Господи, я не могу… Она задрожала. Имя Сабрина ни о чем ей не говорило, а свою фамилию она вспомнить не могла.
— Какая у меня фамилия? — не открывая глаз, спросила она.
— Лакост, — ответил Макс.
Сабрина Лакост. А его… его… зовут Макс. Макс — так он сам сказал. Макс Лакост. Ее продолжала бить нервная дрожь. Это имя тоже ни о чем ей не говорило. У нее было такое чувство, будто ее без единого звука со всех сторон обступает зловещая пелена забвения, а она совсем одна, ни с кем и ни с чем не связанная. Она представила, как протягивает руку в надежде, что кто-то схватит ее, но никого не было. «О, помогите мне», — жалобно застонала она, не открывая глаз. На них навернулись слезы, отчего веки саднило. «Помогите обрести опору в жизни».
22 
