очень нудно 
26 
Алекса не отступила и встретила его откровенно радостно и чувственно. Их губы и руки скользили по телу друг друга ласково и требовательно, нежно и властно, изнуряя любовников таким трепетным томлением, что обоим казалось, будто они лежат на раскаленном песке под полуденным знойным солнцем. И под этим полыхающим солнцем было дозволено все: самые интимные прикосновения, самые откровенные ласки, самые сокровенные слова, самые страстные стоны и крики…
— Алекса, — прошептал он, когда оба уже находились у порога наслаждения. — Александра.
— Привет! — Джеймс отвел золотистые шелковые волосы Алексы в сторону, потому что хотел снова видеть ее глаза.
— Привет.
— Это было очень приятно, — ласково прошептал он.
— Да.
— Необычно.
— Да, — тихо согласилась Алекса. — Очень необычно. Очень приятно.
«Приятно, — подумала Алекса, внезапно полюбив это слово, прежде всегда казавшееся ей несколько ироническим. — Как вечно советуют мудрые взрослые: если ты не можешь сказать о чем-то: „Приятно“, — лучше промолчи. Наверное, именно поэтому провозглашение чего-нибудь „приятным“ всегда носит оттенок снисхождения и легкой похвалы. Но произнесенное мягким шепотом „приятно“ в устах Джеймса совсем не звучит иронически, тем более снисходительно. Оно звучит и нежно, и как-то по-особенному, и гораздо лучше, чем ложь о любви, обычно выдаваемая мне в неловкие минуты растерянности после занятия любовью. Сейчас же эти мгновения были прекрасны: так естественны, так откровенны, так приятны… пока на лице мужчины не появилось серьезное выражение. О, Джеймс, только не превращай их в обычную банальщину словами ложной любви! Особенно теперь, когда мы оба знаем, что ты в нее не веришь».
— Что? — переспросила Алекса, удивив Джеймса резкостью своего тона.
— Ты знаешь о проблеме, возникающей, когда тебя соблазняют в чужой постели?
— Нет.
— Это то же самое, что твоя проблема на яхте: ты не можешь уйти, даже если считаешь, что для тебя вечеринка окончена.
— Я-ясно, — почувствовав огромное облегчение, спокойно и благодарно протянула Алекса.
Джеймс не собирался врать о любви. Просто он в очередной раз давал ей возможность выбора: заняться тем, что в данную минуту наиболее важно для Алексы. Джеймс был совершенно прав, оставив ее днем в саду. И сейчас… неужели Стерлинг догадался, что ей всегда хочется, чтобы любовник сразу же уходил, предпочитая свое уединение парадоксальному чувству жуткого одиночества, которое наваливалось на Алексу, если мужчина оставался? Да, очевидно, Джеймс это понял. Может быть, потому что и сам предпочитал в такие минуты уединение? Алекса поняла, что это именно так.
Но сегодняшняя ночь была иной… для них обоих. Сегодня Джеймс не хотел уходить. Он спрашивал у Алексы разрешения остаться… если, конечно, он ей нужен.
— Я начинаю думать, что ты очень приятный человек, — ласково произнесла она и про себя добавила: «Очень приятный, очень нежный, очень деликатный, в общем, самый-самый».
— Только начинаешь? В отношении тебя я решил это в тот же момент, как только мы встретились.
«О нет, Джеймс, я вовсе не „приятная“!» Мысль пришла мгновенно, по старой привычке, при воспоминании о неопровержимой правде. Стоит ли Алексе поделиться ею с Джеймсом? Или следует предупредительно оттолкнуть его? Пристальный взгляд Джеймса говорил о том, что он хочет знать, почему Алекса вдруг помрачнела, и она поняла, что Джеймс Стерлинг не нуждается в предупреждениях. У этого мужчины такое самообладание, которое позволяет ему противостоять любви и горьким ее последствиям. Джеймсу ничего не грозило. Но он был опасен для Алексы, так же как опасны были для нее непреодолимый зов их страсти, властный призыв темно-голубых глаз, каким-то непостижимым образом заставлявших Алексу рассказать о себе всю правду.
— Алекса…
— Я хочу, чтобы ты остался.
— Отлично. Я тоже этого хочу. Так, а какая у нас программа на вечер?
— Какой вечер? Разве мы свою программу уже закончили? — Алекса рассмеялась, и Джеймс ласково привлек ее к себе. — Конца не будет, — прошептала она, встречаясь губами с губами Джеймса.
Он медленно-медленно провел рукой снизу вверх — от ее круглого колена до маленькой нежной мочки уха, и Алекса ответила на эту возбуждающую ласку каждой клеточкой своего тела. Ей казалось, что она утонула в колдовских ощущениях, которые теперь уже были вызваны приятными воспоминаниями, а не грустными надеждами.
26 
