Последние отзывы

  77  

— Сделай так, чтобы все стало позади, — Ханна поглядела на нее пристально. — Он не должен так управлять тобой. В любых отношениях есть "много частей, как в головоломке, и ни одна из них не должна становиться настолько мощной, чтобы двигать все остальные.

Эмма открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом закрыла. Она боролась между стремлением довериться Ханне и быть с ней осторожной. Затем она вздохнула:

— Все отлично, Ханна. Я знаю, что собираюсь сделать и все будет отлично.

— Ну, может быть — да, а может и нет, но насколько я могу судить, просто глядя на тебя…

— Так прекрати на меня смотреть! — Эмма отхлебнула кофе и обожгла язык. Она открыла рот и из глаз потекли слезы. — Ты не имеешь права следить за мной или что-то мне говорить: ты гуляешь с тем парнем со смешным именем, а он на сто лет тебя моложе, и это жутко странно, если тебя интересует мое мнение, так что почему…

— Я была с Форрестом четыре раза на ужине. Ты не думаешь, что друзья могут быть любого возраста. Или, ты, может быть, полагаешь, что у меня не должно быть друзей?

— Нет, — проворчала Эмма. — Я хочу сказать, что вот ты встречаешься с кем хочешь — Просто… я не могу объснить… это не справедливо. Оставь меня в покое, и все! Прекрати говорить мне что делать! Я ничем не могу помочь, если твоя дочь умерла: если ты хочешь другую, подыщи кого-нибудь другого.

— Жестоко так говорить, — сказала Ханна спокойно. — И я не думаю, что ты хотела этого.

— Ну извини, извини, извини, — взвыла Эмма. — Я не хотела тебя обидеть. Если ты просто оставишь меня в покое…

— Знаешь, все дело в том, — сказала Ханна задумчиво, — что в восемнадцать лет у меня был пик депрессии, и у моей матери не было денег, чтобы отправить меня в колледж. Отца убили в первую мировую, мы остались вдвоем и жили в маленьком городке" в Пенсильвании. Мать была секретаршей у адвоката, она обучила меня стенографии и печатанию. Потом я нашла себе работу в конторе по торговле недвижимостью. Я думала, что все отлично: нам было гораздо лучше, чем многим, потому что мы обе работали. Затем мною увлекся владелец компании по торговле недвижимостью, и должна сказать, мне думалось, что он — нечто особенное: высокий, красивый сорокалетний вдовец, первоклассный теннисист, наездник, магнат, который владел домами и землями по всей Пенсильвании. Жил он в самом большом доме в городе. И он хотел меня. Я поверить не могла в такую мечту. Конечно, я была тогда очень миленькой, но при этом бедной девушкой, которая ничего еще не сделала и он, делавший в своей жизни все. Итак я поднялась в его большой дом, готовила в его кухне, и мы говорили обо всем, что он видел во время путешествий. Он учил меня играть в теннис. Он был хорошим учителем. Конечно, мы спали с ним. И в этом он тоже был хороший учитель. Я думала, что однажды мы поженимся, что прекратим играть в семейную жизнь и станем настоящей семьей, ведь я и представить себе не могла, что он хочет кого-то еще, и знала, что он любит меня, потому что он все говорил и говорил, какая я чудесная, и я была уверена, что он будет обо мне заботиться и сделает меня частью своей жизни, проведет через любые невзгоды. Мне никогда в голову не приходило, что я могу замечательно жить и сама по себе. Я просто таяла каждый раз, когда его видела; я думала только о нем, я видела только его. Ничего другого я видеть и не желала. Я хотела, чтобы он был со мной всегда и так ему и говорила.

Ханна сделала паузу, чтобы наполнить свою чашку кофе. Эмма глядела на нее, как загипнотизированная.

— И что случилось?

— Ну, таким образом все длилось почти два года. Я приходила к нему домой — о, это был прекрасный дом с потрясающей мебелью и картинами маслом в золоченых резных рамках, с восточными коврами и паркетом из темного дерева; боже мой, я помню каждый дюйм этого дома: он был похож на дворец, а он — на короля в нем — и я приходила туда, когда он просил, раз в неделю, или два, и у нас была почти семья, так я это называла. В промежутках я шла домой, к матери, и на работу и ждала его звонка. Но однажды он исчез.

— Исчез? — Эмма уставилась на нее. — Как это?

— Просто исчез. В тайне от меня он открыл контору в Питтсбурге, и у него там была женщина, и именно на ней он женился. Я узнала — это от кого-то другого в конторе. Так что я осталась одна. Да еще беременная.

Эмма глядела на Ханну. Она не могла шевельнуться.

— Ну, иметь ребенка мне не казалось плохим: я думала, что это единственное хорошее, что тогда у меня было — что-то, что я могла любить одна и что любило меня. Но в конторе того человека я оставаться не могла, мне нужно было поддерживать, обеспечивать ребенка. Так что когда у меня родилась дочь — ее звали Ариэль, я думала, что с таким именем она точно станет счастливой, то с помощью матери я вернулась в школу, чтобы стать учительницей. И стала.

  77