43 
— Не-ет! Мама, не надо!
Вера Васильевна медленно перевела взгляд на дочь. Она ужаснулась ее бледности и выражению страха, застывшего в ее глазах. Этот крик дочери отнял у обезумевшей женщины последние силы. Вера Васильевна виновато улыбнулась, выронила скалку и, как подкошенная, рухнула на пол. Рядом присел Широков, продолжая сжимать виски руками. Он то и дело смотрел на свои окровавленные руки и снова прижимал их к разрывающейся от боли голове.
Ксения медленно поднялась и, держась за стену, стала пробираться к коридору. Голова кружилась, открывая глазам невероятную картину перемещения пола, потолка. Они вдруг поменялись местами, и, кажется, стены собирались обрушиться на нее всей своей тяжестью. Ксения закрыла глаза и на ощупь пробиралась дальше. Там стоял телефон, и к тому же кто-то уже два раза позвонил в дверь.
— Ксения, не открывай, — раскачиваясь от боли, произнес Широков. — Не открывай, слышишь. Я больше никого не трону. Никогда, клянусь…
Но она не собиралась слушать его и молила Бога, чтобы тот, кто звонил, не отошел от двери. Дрожащими руками она открыла ее и увидела на пороге застывшего от ужаса Гошу.
— Ксеня! Что случилось? — Он подхватил падающее тело и, наклонив голову к ее губам, услышал:
— Он едва не убил нас. Вызови «скорую», вызови ми… — Голова Ксении безжизненно повисла.
Осторожно опустив Ксению на пол в коридоре, Гоша схватил телефонную трубку и непослушными пальцами набрал «03». Пока шли гудки, он заглянул в комнату: разбросанные вещи и осколки стекла — все это было мелочью по сравнению с лежавшей на полу без движения Верой Васильевной и отцом Ксении, ползущим по полу куда-то в глубь комнаты. Он оставлял за собой кровавый след, и это на мгновение лишило Гошу речи. Он зажмурился и пришел в себя, когда диспетчер, вероятно не в первый раз, поинтересовался целью звонка.
Гоша быстро назвал адрес, сказал о тяжелых увечьях, о трех нуждающихся в помощи пострадавших. Приняв вызов, диспетчер попросила ждать, а Гоша стал набирать номер милиции.
— Не спеши, жених, — услышал он глухой голос Широкова.
Андрей Александрович медленно поднялся, открыл дверь балкона и бросил полный ненависти взгляд на неподвижно лежавшую на полу жену. Потом тяжело повел глазами, словно хотел что-то найти, махнул окровавленной рукой и, пошатываясь, вышел на балкон.
— Я не дам им наказать меня за собственную глупость. И добро и зло всегда наказуемы, слышишь? — Глядя на замершего с трубкой в руках Гошу, зловеще проговорил Широков. Потом повернулся, сделал два шага и, медленно перевалив свое тело через перила, бросился вниз. Еще мгновение, и на улице кто-то истошно закричал.
— Алло! Кто на линии!
— Алло, — сдавленным голосом отозвался Гоша. Он чувствовал, как комок дурноты мешает ему говорить, и быстро-быстро задышал, борясь с тошнотой.
— Алло, вас слушают! Служба «02», говорите!
— Приезжайте, — тихо сказал Гоша.
— Что у вас стряслось?
— Трое пострадавших. Один труп, — едва выговорил Гоша, почувствовав, как слезы потекли по щекам.
— Ваша фамилия?
— Виноградов. Моя фамилия Виноградов.
— Адрес, назовите адрес!
Он машинально повторил название улицы, номер дома и квартиры. И, не услышав ничего в ответ, положил трубку. Он прикрыл входную дверь и беспомощно заметался между Ксенией и Верой Васильевной. Ни одна, ни другая не приходили в сознание. Это было ужасно — созерцать двух избитых женщин, лица которых до неузнаваемости изменили отеки и синяки.
Гоша почувствовал, что не может находиться с ними в квартире, и быстро выбежал на лестничную площадку. Внизу слышался нарастающий шум. Кто-то поднимался по ступенькам, взволнованно переговариваясь. Для Гоши все сливалось в хаотический шум, из которого он выделял отдельные слова. Он знал, что они касаются происшедшего. Прижимаясь к крашеной панели, Гоша не ощущал прохлады стены. Ему было страшно. Он вдруг подумал, что никогда не сможет забыть увиденного, и это каким-то образом совершенно изменит его жизнь, планы.
— Молодой человек, вы из какой квартиры? — Он очнулся от собственных мыслей, когда вокруг него собралось несколько человек. Все выжидающе смотрели на него, едва сдерживая любопытство, заглядывали в коридор.
— Туда нельзя, — прошептал Гоша. Он решил, что не пустит в квартиру никого, кроме милиции и врачей. — Зевакам здесь нечего делать.
Его слова вызвали бурю возмущения, но, вероятно, вид у него был решительный. Никто не посмел даже попробовать сдвинуть его хоть на сантиметр. Гоша не видел лиц окруживших его и шумевших рядом людей. У него перед глазами стояла другая картина: Андрей Александрович медленно перегибается через перила… Ксения, Вера Васильевна…
43 
