очень нудно 
20 
* * *
Прошел еще год. К молчанию Саманты присоединилось мрачное молчание Карла. И тогда отчаяние заставило Франни забыть клятву никогда больше не обращаться к целителям.
Мадам Мария, итальянка, вышедшая замуж за немецкого чиновника, по средам «оказывала психологическую помощь». Она принимала после полудня прямо в своем маленьком тесном доме на одной из окраинных улочек. Окна здесь располагались так низко, что кошки легко запрыгивали на подоконник прямо с улицы и, лежа на нем, трогали лапой волосы приходивших посетителей.
Одно из шаловливых созданий заинтересовалось длинной косой Франни, и пока маленькая, похожая на воробышка мадам Мария изучала одну руку гостьи, другой Франни пыталась спасти свои волосы от лап кошки. Гостиная мадам была прелестна, как кукольный домик, и сама она походила на чуть выцветшую фарфоровую фигурку — ее круто завитую голубоватую седину не смогли растрепать даже вездесущие кошки.
— Вас что-то мучает, — сказала мадам по-английски с итальянско-немецким акцентом, чуть гортанно и в то же время мягко. — Вы пришли к мадам Марии, потому что вам нужна помощь.
— Речь о моей дочери, — ответила Франни, забыв о своих волосах, — ее рука бессильно упала на стоящий между нею и мадам столик. — Ей уже почти три года, но она не говорит. Мы показывали ее врачам — они считают, что с ней все в порядке.
— Ах, о дочери. Я так и думала. Я уловила ваш… страх. И чувство вины. Вы не думаете, что каким-то образом именно вы — причина ее молчания?
Франни подалась вперед.
— Да. Боже мой, да. Я родила ее дома. Я едва не умерла и долго не рассказывала мужу правды, надеясь, что с дочерью все обойдется. Но она так и не заговорила… — Франни, глядя в сторону, проглотила ком в горле.
Мадам вновь взяла ее руку.
— Вы интересуетесь спиритуализмом.
— Да. Понимаете, у меня было четыре выкидыша до Саманты — это моя дочь…
— Я вижу имя на букву С…
— Да, это она. До Саманты я потеряла четверых. И обычные врачи ничем не могли мне помочь. Я так боюсь. Я готова на все, но я так боюсь еще больше повредить моей девочке.
— Может быть, она вообще родилась только потому, что вы выбрали этот способ, — успокоительно произнесла гадалка.
— Я тоже так думала. — Франни помолчала, с трудом переводя дыхание. — Но мой муж так мне этого и не простил. О, мадам, я чувствую, он проклинает меня, но я должна понять, что с моей дочерью. И тогда, может быть, все наладится.
— Она — нервный ребенок?
— Нет, скорее наоборот. Она очень спокойная. Как старушка. Иногда мне кажется, что она тоже меня проклинает — за то, что я так тяжело ее рожала.
— Ребенок чувствует, что вокруг него — гнев и страх, и это на него давит. — Мадам, двумя руками обхватив руку Франни, закрыла глаза. — Вы сковали его дух, ибо вы несчастны. Как давно вы уже в Германии?
— Семь лет.
— Вы скучаете по дому! — провозгласила мадам. Франни закусила губу.
— Все эти годы я не видела никого из своих родственников. Моя сестра…
— Я вижу ее. Блондинка, да? — Приоткрыв один глаз, мадам посмотрела на Франни. — Как вы.
— Да. Мы с ней переписываемся, но у нас не слишком много общего. Она богата, мадам. Деньги и престиж для нее все. Когда я уходила из дома, мы едва не поссорились.
— А! Вам нужно съездить домой и помириться. Вы завидуете сестре, сами того не подозревая.
— Завидую Александре? Нет.
— Да, да. Я вижу здесь ее имя, имя на букву А. Она… — мадам быстро взглянула на Франни, — старше.
— Да. На четыре года.
— Вас губит гордыня. Поезжайте к сестре. Возьмите с собой дочь. Наладьте отношения. Попросите сестру оплатить врачей для Саманты.
— Нет, никогда. Мне не нужны деньги моей сестры. Много лет назад мы с мужем решили, что не примем от моей семьи никакой помощи. Я…
— Гордыня, — значительно повторила мадам, подняв тоненький пальчик. — Она не дает заговорить вашей дочери.
— Что? — Франни нахмурилась, обдумывая ее слова.
— Гордыня. Как у вас. Езжайте домой, подайте ей добрый пример. — Мадам осторожно положила руку Франни на столик и откинулась на спинку кресла. — С вас пять долларов, пожалуйста.
Франни находилась в смятении. Она еще не успела как следует подумать о том, что сказала ей мадам Мария, но этой женщине хотелось верить. В конце концов, мадам угадала имена Александры и Саманты, цвет волос Александры и то обстоятельство, что Александра старше. И никто не смог бы убедить Франни в том, что она сама рассказала все это ловкой женщине. Так хотелось, чтобы кто-нибудь твердо и определенно сказал ей, как помочь дочери, которую она родила после стольких разочарований, как вернуть уважение мужа! Протягивая деньги мадам Марии, она решительно сказала:
20 
