ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>




  49  

План королевской семьи, насколько можно говорить о каком-то определенном плане, по-прежнему сводится к бегству на границу. Поистине, это был единственный план, имевший хоть какой-нибудь шанс на успех. Бегите к Буйе, огородитесь пушками, которые обслуживают ваши "сорок тысяч несовращенных германцев", просите Национальное собрание, всех роялистов, конституционалистов и всех, кого можно привлечь за деньги, следовать за вами, а остальных рассейте, если понадобится, картечью. Пусть якобинцы и мятежники с диким воем разбегутся в Бесконечное Пространство, разогнанные картечью! Гремите пушечными жерлами над всей Францией; не просите, а прикажите, чтобы этот мятеж прекратился. А затем правьте со всей возможной конституционностью, совершайте правосудие, склоняйтесь к милосердию, будьте действительными пастырями этого неимущего народа, а не только его брадобреями или лжепастырями. Сделайте все это, если у вас хватит мужества! А если не хватает его, то, ради самого неба, ложитесь лучше спать: другого приличного выхода нет.

Да, он мог бы быть, если б нашелся подходящий человек. Потому что если такой водоворот вавилонского столпотворения (какова наша эра) не может быть усмирен одним человеком, а только временем и многими людьми, то один человек мог бы умерить его вспышки, мог бы смягчить и умиротворить их и сам мог бы удержаться на поверхности, не давая втянуть себя в глубину, подобно многим людям и королям в наши дни. Многое возможно для человека; люди повинуются человеку, который знает и может, и почтительно называют его своим королем. Разве Карл Великий не управлял? А подумайте, разве то были спокойные времена, когда ему пришлось разом повесить "четыре тысячи саксонцев на мосту через Везер"? Кто знает, может быть, и в этой самой обезумевшей, фанатической Франции действительно существует настоящий человек? Может быть, это тот молчаливый человек с оливковым цветом лица, теперь артиллерийский лейтенант некогда ревностно изучавший математику в Бриенне? Тот самый, который ходил по утрам исправлять корректурные листы в Доль и разделял скромный завтрак с Жоли? В это самое время он, подобно своему другу генералу Паоли, отправился на родную Корсику посмотреть знакомые с детства места, а также узнать, нельзя ли там сделать что-нибудь путное для народа.

Король не приводит плана бегства в исполнение, но и не отказывается от него окончательно; он живет в переменчивой надежде, не решаясь ни на что, пока сама судьба не решит за него. В глубокой тайне ведется переписка с Буйе, не раз всплывает заговор увезти короля в Руан11, заговор за заговором вспыхивают и гаснут, подобно блуждающим огням в сырую погоду, не приводя ни к чему. "Около десяти часов вечера" наследственный представитель играет в "виск", или вист, в partie quarree - с королевой, со своим братом Monsieur и с Madame. Входит с таинственным видом капельдинер Кампан и приносит известие, понятное ему только наполовину: некий граф д'Инисдаль с нетерпением дожидается в прихожей; полковник Национальной гвардии, заведующий стражей в эту ночь, на их стороне; почтовые лошади готовы на всем пути, часть дворянства вооружена и полна решимости; согласен ли Его Величество отправиться до наступления полуночи? Глубокое молчание; Кампан настороженно ждет ответа. "Ваше Величество слышали, что сказал Кампан?" спрашивает королева. "Да, я слышал", - отвечает Его Величество, продолжая играть. "Хорошенький куплет спел Кампан", - вставляет Monsieur, которому иногда удается сострить. Король, не отвечая, продолжает играть. "В конце концов, нужно же сказать что-нибудь Кампану", - замечает королева. "Скажите господину д'Инисдалю, - говорит король, а королева подчеркивает это, - что король не может согласиться на то чтоб его увозили силой". - "Понимаю! сказал д'Инисдаль, круто повернувшись и вспыхнув от раздражения. - Мы рискуем, и нам же придется нести ответственность в случае неудачи". И он исчез вместе со своим заговором, подобно блуждающему огню. Королева до глубокой ночи укладывала свои драгоценности, но напрасно: блуждающий огонь погас в этой вспышке раздражения.

Во всем этом мало надежды! Увы, с кем бежать? Наши лояльные лейб-гвардейцы распущены уже со времени восстания женщин и вернулись на родину; многие из них перебрались за Рейн, в Кобленц, к эмигрировавшим князьям. Храбрый Миомандр и храбрый Тардье, эти верные слуги, оба получили во время ночного свидания с их величествами запас на дорогу в виде золотых мундиров и сердечную благодарность из уст королевы, хотя, к сожалению, Его Величество стоял спиной к огню и молчал. Теперь они разъехались по всем провинциям Франции и везде рассказывают об ужасах восстания, о том, как они были на волосок от смерти. Великие ужасы, действительно, но их затмят еще большие. Вообще какое падение по сравнению с былой роскошью Версаля! Здесь, в этом жалком Тюильри, за стулом Ее Величества щеголяет пивовар-полковник, зычноголосый Сантер. Наши высшие сановники бежали за Рейн. При дворе теперь уже ничем нельзя поживиться, кроме надежд, за которые еще нужно рисковать жизнью. Неизвестные, озабоченные лица ходят по черным лестницам с пустыми планами и бесплодным чванством и разносят разные слухи. Молодые роялисты в театре "Водевиль" "поют куплеты", как будто это может помочь чему-нибудь. Много роялистов, офицеров в отпуску и погоревших аристократов можно видеть в Кафе-де-Валуа и у ресторатора Мео. Здесь они разжигают друг в друге высоколояльный пыл, пьют какое ни есть вино за посрамление санкюлотизма, показывают сделанные по их заказу кинжалы усовершенствованного образца и ведут себя крайне вызывающе. В этих-то местах и в эти месяцы был впервые применен к неимущим патриотам эпитет "sansculotte" - прозвище, которое носил в прошлом веке один бедный поэт - Жильбер Sansculott. Неимение панталон - плачевный недостаток, но, когда его разделяют двадцать миллионов, он может оказаться сильнее всяких богатств!

  49