Лёгкий, ненавязчивый романчик 
85 
Толкнув тяжелую дверь, Эмили выбралась на улицу, под яркое январское солнце, по щекам ее струились слезы.
Робу неприятно ехать с ней в Париж? Он стыдится ее общества? Неужели он платит ей такие деньги в надежде, что она станет выглядеть лучше и перестанет унижать его и журнал, который он так любит?
Роб боялся поездки в Париж, а у нее даже сон пропал, так она волновалась. Эмили занималась французским, языком своего детства, читала о французской истории и штудировала путеводители по Парижу, чтобы не ударить в грязь лицом, если, после того как у всех кутюрье будут взяты интервью, они с Робом смогут погулять вместе. Эмили ничего не ждала сверх улыбки Роба и того, что он будет доволен ее хорошим французским и способностью помочь ему. Эмили не ждала, что Роб обратит на нее особое внимание, но и не предполагала, что, посмотрев на нее, проникнется отвращением к тому, что увидит.
Но именно так и будет!
Эмили стояла под зимним солнцем на бульваре Уилшир. Отсюда было всего несколько кварталов до Родео-драйв и всего полквартала до «Элеганса». Деньги у нее были, большие деньги, полученные от Роба и лежащие в банке. Можно найти Эллисон… она такая сильная, модная. Они с Эллисон поедут на Родео-драйв, накупят там красивой одежды, и Эмили будет выглядеть…
Но вероятно, Эллисон тоже стыдится ее! Эллисон и Роб так похожи – безупречно воспитанные, вежливые, добрые… слишком вежливые и добрые, чтобы показать свои истинные чувства.
Эмили не пошла в «Элеганс», не поехала на Родео-драйв. Вместо этого она перешла улицу и встала на остановке, чтобы дождаться автобуса, который отвезет ее в Санта-Монику, в ее лишенную света квартиру в цокольном этаже и к бутылочке с таблетками, которую она не открывала – в этом не было нужды – с прошлого лета, как уехал Мик.
Какой смысл идти по магазинам? Все деньги мира, вся шикарная одежда Родео-драйв не сделают ее достойной Роба Адамсона. Эмили не понимала, что с ней не так, но что-то было, глубоко запрятанное и болезненное, и это, как убийственная волна прибоя, сметало все неокрепшие чувства – надежду, радость, счастье, когда бы они ни осмеливались поселиться в ее сердце.
Эмили даже не думала о том, чтобы положить бутылочку в чемодан, который возьмет в Париж. Но теперь, сидя в автобусе, который катил по бульвару Уилшир, она почувствовала, как что-то темное и уродливое вновь стало сжимать ее сердце, и решила, что лучше взять таблетки с собой. На тот случай, если боль станет совсем уж непереносимой.
– Роб, пожалуйста, не сердись!
Роб с тихой яростью слушал тираду Элейн и наконец взорвался:
– Не смей так говорить об Эмили!
Элейн была потрясена реакцией Роба. Потрясена и напугана.
– Роб, я никого не хотела обидеть. Я предложила поговорить с ней, помочь ей, разве ты не понял? Я не ее критиковала, а только ее внешний вид. Роб, пожалуйста, не сердись!
Роб посмотрел в растерянные, испуганные, озабоченные карие глаза Элейн и заставил себя проанализировать свою злость. В не меньшей степени, чем на Элейн, он был зол и на себя. Разве он сам не беспокоился, нанимая Эмили на работу? Разве не представлял ее – сочетание наркотиков, грубого хлопка и распущенности – входящей в дома знаменитостей с разрешения «Портрета»?
Да. Но теперь Робу нет дела до одежды Эмили. Он замечает только – и до этого ему есть дело, – что ее серые глаза остаются ясными и что иногда она улыбается.
– Извини, Элейн. Я погорячился. Но к твоему сведению, Эмили меня не смущает. Я горжусь тем, что она работает для моего журнала. И я не хочу, чтобы ты с ней разговаривала.
«И, – Роб не стал говорить это Элейн, – я с нетерпением жду поездки в Париж».
Неделю спустя Роб шагал по левому берегу Сены и мысленно оценивал успех своего пребывания в Париже.
С деловой стороны это был безоговорочный триумф. Интервью с четырьмя ведущими кутюрье прошли прекрасно, искренние беседы, сдобренные юмором, пониманием и личным отношением. Непринужденность этих интервью была достигнута благодаря Эмили. Она слушала, внимательно и с улыбкой, спокойно давая правильный перевод, когда английский язык подводил модельеров, и ее безупречный французский звучал мягко, ненавязчиво и интригующе.
И модельеры, в свою очередь, были заинтригованы Эмили, с ее совершенным французским и физическим изяществом, свойственным парижанкам, ослепительными золотыми волосами и тонкими чертами лица. Но одежда…
Роб наблюдал, как каждый из кутюрье реагировал на парадоксальную внешность Эмили, поначалу принимая ее одежду, призванную скрыть фигуру, за авангардную идею какого-то неизвестного модельера из Калифорнии, чьи творения еще украсят страницы «Вога» и показы мод в Нью-Йорке и Париже. Роб понимал, что парижские светила моды постепенно отметали такую возможность, и каждый из них, по ходу интервью, уже ничего не хотел, как только нарядить Эмили в свои великолепные шелка, атлас и шифон.
85 
