35 
— А ведь у нас неплохо получалось, признайся, Лукас? У меня до сих пор не укладывается в голове, что у тебя хватило смелости вытащить ту историю наружу, чтобы… — …чтобы ты стала тем, кем стала?
— А чем я тебе не нравлюсь, Лукас? Тем, что до сих пор привязана к этой семье? Ты же сам предан им по-прежнему, так какого черта цепляешься ко мне? — Раздражение и вызов в голосе Вивеки неожиданно сменились вкрадчивым, игривым тоном: — А ведь мне тогда удалось тебя завести? Ну же, признайся! Мы были тогда на волосок от того, чтобы закончить в постели?
Но Лукас Хантер не собирался ни в чем признаваться.
— И что с того, Вивека? В тот уик-энд ты пыталась заставить меня забыть, что в понедельник будут слушать дело Брэндона?
Его откровенный скептицизм спровоцировал новую вспышку ярости. И хотя Вивека прекрасно понимала, что следует держать себя в руках, ее ответ прозвучал как шипение разозленной кошки:
— Да!
— А когда ты поняла, что просчиталась?
— Так ты был уверен в этом с самого начала? — По его равнодушному взгляду она сама угадала ответ. Лукас всегда относился к ней как к шлюхе. — Тебе до сих пор интересно, что я собиралась предпринять?
— Конечно.
— Почему бы и нет? — Она презрительно повела плечами. — У меня было припасено немного кислоты.
— Кислоты? Для моей глотки или для глаз?
— Для твоих мозгов, Лукас. Это был ЛСД.
Он едва не улыбнулся, услышав про наркотик. ЛСД почти не действовал на него, особенно в те годы, когда он учился в колледже и подвергал свой рассудок и тело гораздо более серьезным испытаниям.
Вивека приободрилась, заметив этот проблеск улыбки в его глазах.
— А ведь мы могли стать отличной парой, Лукас! Да ты и сам это знаешь!
— Я знаю одно: мне было двадцать лет, я был обкурен и пьян. Меня устроила бы любая женщина.
«Ублюдок!» — чуть не взорвалась Вивека.
— Так же как и сейчас, верно? И именно поэтому у Женского Убийцы такой богатый выбор?
Его лицо изменилось едва уловимо, но Вивека успела это заметить. И похолодела от страха. В этот миг вполне можно было решить, что Лукас Хантер сам убивает своих любовниц, если бы не его железное алиби. Ведь он находился в Австралии.
— Давай договоримся раз и навсегда, Вивека. С этой минуты только я имею право решать, что пойдет в эфир, и сообщать об этом я буду только Гален. Сегодня не позднее трех часов я передам ей информацию для вечернего выпуска новостей. Далее, никакого интервью с Брэндоном не состоится.
Вивека воздела к потолку свои холеные, с идеальным маникюром руки:
— Лукас, ты хотя бы слышал о Первой поправке к Конституции? Впрочем, для тебя это наверняка пустой звук! Очередная глупость, выдуманная нерадивыми колонистами!
— Первая поправка тут ни причем.
— Ты хочешь сказать, что все обстоит гораздо хуже? Что Лукас Хантер руководствуется собственными понятиями о законе? И, согласно им, Брэндону суждено до конца дней оставаться за решеткой?
«Нет, — подумал Лукас. — Согласно моим понятиям о законе, Брэндона Кристиансона следовало бы казнить».
— Я выставляю свои требования не как частное лицо, а как уполномоченный по особо важным делам. Пока «Кей-Кор» служит рупором манхэттенскому Женскому Убийце, студия не имеет права приглашать в гости еще одного преступника.
— Но мой брат никого не убивал! Лукас, это же был несчастный случай! Случай!!!
— Что ты называешь случаем, Вивека? Изнасилование и убийство двенадцатилетней девочки? — Лукас говорил бесцветным, леденящим голосом, голосом самой смерти. — Дженни погибла от рук Брэндона. Он давно хотел ее убить. И успел все продумать.
— Ну и черт с тобой! Валяй, продолжай верить в то, что сам вбил себе в башку! Ты всегда так делал!
— В это поверили и Марианна, и Фрэн. Они тоже были там, Вивека, в ту зиму, в Чатсуорте. Они с Дженни были лучшими подружками и знали, что сделал Брэндон. И позволь заверить тебя: никто из них до сих пор не забыл тот ужас. И если слова о привязанности к Марианне и Фрэн для тебя не пустой звук — Брэндон Кристиансон никогда в жизни не перешагнет порог «Кей-Кор».
Вивека знала, что он прав. Это и выводило ее из себя и в то же время приятно щекотало нервы — ведь приходилось выбирать между двумя привязанностями: к кровному родственнику, Брэндону, и к друзьям по работе: Марианне, Фрэн, Адаму, Джону… в особенности к Джону!
И когда наступит час выбора… если он наступит. Вивека предпочитала «если» и старалась забыть «когда». Брэндон уже не раз уверял ее в готовности предстать перед миллионами своих восторженных читателей, чтобы раскрыть тайну, окутывающую его личность и прошлое, включая даже ту трагедию, стоившую Дженни жизни. Брэндона нисколько не смущали последствия такой откровенности. Он твердо верил, его книгу будут читать и восторгаться ею по-прежнему, если не больше. Впрочем, Вивека в этом также не сомневалась.
35 
