В лучшем случае им удастся ненадолго слиться с беззаботной, хохочущей толпой и вместе с остальными парочками повеселиться и потанцевать в душном зале на исходе зимнего дня.
— Нет, — наконец ответила она. — Мне совсем не хочется пить. Но вы можете не стесняться. Я прекрасно дойду одна. Мне ничего не угрожает. Здесь повсюду слишком людно.
Она говорила правду: в такой толпе ее вряд ли станут преследовать, и ей действительно хотелось уйти. Остаться одной. И Лукас чуть не поддался, видя, как отчаянно она рвется оказаться подальше от него.
А он вовсе не желал быть ее тюремщиком. Только защитником. Поэтому его ответ прозвучал как-то виновато, зависнув облачком пара в морозном воздухе.
— Меня тоже не тянет сегодня к спиртному. Пойдем домой.
«Домой».
Слово звенело в ушах как назойливый комар, жалило и не давало покоя. Всю дорогу до дома.
Дома Лукас помог Гален снять пальто и протянул пакет с покупками, сделанными у Офелии. Плотный пергамент оказался безжалостно скомкан сверху, в том месте, где его сжимала мужская рука. И, судя по голосу, та же неумолимая сила стиснула горло Лукаса. Так сдавленно прозвучал он в тишине белоснежного холла:
— Я купил то, что, по-моему мнению, выбрал бы для вас убийца. Помните, Гален, эти вещи ничего не могут сказать ни о моем, ни о вашем вкусе. Только о его.
— Хитро придумано.
Эти слова прозвучали бледным отражением того удивленного, легкого замечания, которое когда-то само по себе слетело с ее губ в ответ на объяснения по поводу электроники, подключенной к голубому телефону. Теперь же она просто принимала к сведению очередную уловку одержимого страстью охотника, готового на все — даже вникнуть в самые интимные тонкости эротических фантазий безумного убийцы, лишь бы до него добраться.
— Я уже объяснял вам, почему нам следовало сделать эти покупки.
— Да, конечно, — пробормотала Гален, не в силах оторвать взгляд от скомканного пакета. — Чтобы свести ложь к необходимому минимуму. Как всегда, вы даете отличный совет.
— Значит ли это, что вы расскажете мне обо всем услышанном от Джанет?
— Это значит, что в ответ вы расскажете мне наконец все как есть, — заявила Гален. Она по-прежнему не решалась отвести взгляд от тисненного золотом букета полевых цветов. — Всю правду. О ваших отношениях с Кей.
«А заодно с Моникой, Марсией и Бринн!»
— Но я уже рассказал вам все. Мы с Кей на протяжении нескольких лет вместе работали. Она собирала данные. Я анализировал.
Гален набралась храбрости и посмотрела прямо в заледеневшие серые глаза.
— Джанет считает по-другому.
— Это ее личное мнение, Гален. Но тем не менее я должен его знать.
— Она сказала, что вы с Кей были любовниками.
— Нет.
— И вы предлагали ей выйти за вас замуж.
Лукас с шумом перевел дыхание и ответил:
— Нет.
— И что вы постоянно твердили, как безумно любите ее и как…
— Нет. — Его взгляд — холодный, откровенный — не дрогнул ни на миг. — Правду вы услышали от меня. Я умолчал о единственной подробности — и то по личной просьбе самой Кей никогда не вспоминать об этом. Примерно год назад она позвонила сюда, как раз в новогоднюю ночь, и призналась, что неравнодушна ко мне.
Неравнодушна. Было ли это заменой таким словам, как «хочет меня»? Или «любит»? Той самой деликатной заменой, которой воспользуется благовоспитанный джентльмен, желая сохранить репутацию оступившейся леди, особенно если она недавно погибла? Может ли этот магистр лжи вообще говорить правду?
— И что же вы ей ответили?
— Что я, конечно, польщен. Но, к великому сожалению, мое сердце уже занято другой. Хотя это, — неторопливо добавил Лукас, — было ложью.
— Великолепно! И с какой же стати?
— Почему я обманул ее? Ложь в такой ситуации более отрезвляюща и утешительна, чем истина.
— А в чем состоит правда?
— В том, что на протяжении последнего времени я позволяю себе развлекаться сексом только в промежутках между расследованиями и только тогда, когда выезжаю из города.
Да за кого он ее принимает? За круглую идиотку? Если она приехала из Канзаса, до сих пор осталась девственницей и вместо полового воспитания проходила в школе домоводство, это не значит, что Гален вообще не разбирается в сексе! Будто она не способна почувствовать, насколько он привлекателен! Да разве такой, как Лукас, способен обречь себя на воздержание, больше похожее на аскетизм, всякий раз, стоит поблизости появиться серийному убийце или террористу, захватившему в заложницы кучу девчонок с их Барби?