очень нудно 
68 
Такими же жестами.
Годы спустя Лукас Хантер в тонкостях освоит классический английский язык, на котором не стыдно говорить с самой королевой, — строгий, элегантный и в … то же время бесцветный, несмотря на прекрасную дикцию и стиль. Но этот язык так и останется для него вторым.
Потому что первым был тот, на котором он говорил со своей названой сестрой.
Лукас умел говорить жестами, как Дженни и Лоренс.
И хотя она никогда не пыталась Произносить слова, но с волшебной легкостью читала по губам. Прекрасное зрение позволяло ей частенько озорничать — правда, это никогда не выходило за рамки дружеской шутки, — пересказывая разговор, не предназначенный для чужих ушей.
Она показывала Лукасу с лукавой улыбкой: «Ты слышал, что я сейчас видела?»
Они прожили в Беллемиде целых шесть лет. Лукас, Дженни и Лоренс. А что же Елена? Ей полагалось обрести счастье и покой в качестве возлюбленной хозяина роскошного поместья. Но этого не случилось. Лоренс так и не разлюбил свою Изабелль. Он сохранил ей верность навсегда. Поэтому Елена Синклер жила сама по себе в Манхэттене, а Беллемид на шесть долгих счастливых лет стал для ее сына единственным домом на земле.
Лукас никогда не забудет это удивительное безмятежное время, когда мир еще поражал его свежим сиянием красок, не омраченных печалью и горем. Там, в Беллемиде, у него была настоящая семья, и в то же время они являлись членами еще большей семьи — замкнутого сообщества богатых и влиятельных людей, которым так нравились покой и безопасность Чатсуорта.
И получалось, что за Лукасом Хантером присматривали сразу три старшие сестры: Дженни, Марианна и Фрэн. Благодаря Лукасу Дженни смогла подружиться с двумя другими девочками. Ни Фрэн, ни Марианна не умели изъясняться жестами — да им и не потребовалось этому учиться. Дженни читала у подруг по губам, показывала свой ответ, и Лукас в точности озвучивал его.
Окружавший мальчика мир казался вполне совершенным, ослепительно чистым и свежим, и в этом безмятежном сиянии немудрено было проглядеть затаившуюся в углу тьму, пока не стало слишком поздно. Лукас почувствовал эту темную тайную угрозу за два дня до того, как сияющая сказка рассыпалась на куски… в последнюю неделю января, когда Дженни исполнилось двенадцать, а ему девять лет… и землю укутывал девственный снежный покров.
Он еще не имел понятия о том, откуда берется эта тьма и что означает ее появление. Прошли многие годы, прежде чем он научился понимать этот язык, неподвластный ни Дженни, ни преподавателям английского. А тогда ему было всего девять лет, и все, что он знал, — это ощущение чего-то чудовищного, непрошено ворвавшегося к нему в душу.
И от дьявольской бесцеремонности случившегося у Лукаса разрывалось сердце, стыла в жилах кровь, а душу терзали неведомые, мрачные чувства. Тогда он еще не знал их названий. Похоть, ярость, безумие и сладострастие. Потом через много лет он волей-неволей познает их все.
Но в ту последнюю неделю января Лукас не верил в какое-то «потом». Он не сомневался, что смерть скоро придет за ним, и хотел умереть, не зная иного способа покончить с наваждением, державшим в плену его рассудок.
Лукас отлично помнил ночь, когда его впервые посетили эти ощущения. Они развеялись через секунды, показавшиеся ему веками. Но вскоре они вернулись опять, чтобы когтями боли вцепиться в обмиравшее от ужаса сердце и поселиться там надолго, изменив Лукаса Хантера навсегда.
При свете дня дьявол отступил, оставил его в покое. Но воспоминания о боли и страхе остались, порождая смутную тревогу, отравившую всю радость зимней сказки.
Лукас пошел с Дженни погулять в «парке» — так назывался просторный луг между поместьями, на котором собиралась играть вся чатсуортская детвора. Девочка вытащила его с собой чуть ли не силой. И не ради переводческих талантов Лукаса. Нет. У нее давно уже не возникало проблем в общении с Марианной и Фрэн. Просто Дженни непременно хотелось, чтобы названый брат разделил с ними прелесть этого чудесного дня. Да и при возведении снежной крепости, по общему мнению всех трех девочек, без помощи Лукаса им было никак не обойтись.
Но он ни в чем не участвовал. Просто стоял в сторонке и следил за ними — подавленный, отрешенный, терзаемый тревогой. Лукас чувствовал себя слишком чуждым этому светлому миру счастья. Он не сходил с места, настороженный и бдительный, среди всей этой веселой суеты и готовился дать отпор… чему?
68 
