5 
– Если вы сейчас признаетесь, что вам пытается подсказать Лиера, мы поставим вам троечку, – миролюбиво сказал Орин, даже не поворачиваясь.
Я подавилась смешком и продолжила свои актерские потуги. Конечно, актриса из меня как из страуса тягловая сила, но свою тройку Тео заработал. А мне, кажется, даже прибавили балл за активные усилия. Повезло – могли бы обоим двояк поставить. Все-таки Орин святой человек!
На следующий день мы сдавали магическую химию. Я была отличницей (обычно), но химию не знала. Более того, химию не знал никто. Вообще. Даже Кранел и Алекс, хотя первый отличался просто титаническим трудолюбием, а второй – памятью. Преподавал нам ее Пасидон, сварливый человек с синюшным лицом, что заставляло думать о неудачных химических экспериментах. Когда-то он наставлял знаменитых алхимиков, наверняка внеся лепту в то, что почти все они были психами. Теперь пришла наша очередь мучиться. Если остальные учителя на многое смотрели сквозь пальцы, то Пасидону, кажется, доставляло удовольствие заваливать студентов на экзаменах. Или просто мы все ему так нравились, что хотелось пообщаться с нами еще годик. Вот почему сдавать экзамены именно у Пасидона не желал никто. До такой степени не желал, что мы за определенное вознаграждение клятвенно умоляли его секретаршу сообщить нам, придет ли синьор Помидор, как мы его называли, на вторую часть экзамена или на первую. Вообще-то «ритуальное заклинание» его секретарши мы проводили со второго семестра первого курса, причем с моей подачи – я тогда пожаловалась Ресу на «Помидора», который на зимней сессии меня чуть не завалил, и он присоветовал метод, которым успешно пользовались вот уже несколько поколений.
Сегодня по нашим достоверным данным он должен был прийти на вторую часть экзамена, чем несказанно огорчил наши души, льнувшие к подушкам. Но делать было нечего, и мы в полном составе пришли на экзамен с утра.
Когда явились мы с Беном, в комнате подготовки дым стоял коромыслом. Амели при поддержке Кранела что-то втолковывала Лео и Авену, двум товарищам-неудачникам. Они смотрели на нее, как смотрят очень грязные ботинки на мокрую тряпку. То есть таращились и пытались понять, что же от них требуется. Большинство наших однокурсников спешно листали учебники, пытаясь действовать по принципу «не поем, так понадкусываю». Мои знания в области пословиц казались гораздо более фундаментальными, чем в химии. У моих однокурсников были тоже более чем прискорбные результаты обучения, так что в случае чего на помощь можно было не рассчитывать.
Мы махнули Амели рукой в знак приветствия. Она кивнула и снова принялась за обработку парней.
– Эта формула относится не к заклинанию памяти, а к заклинанию общего знания, – донесся до нас обрывок их разговора.
Я вздохнула, лишившись последней надежды: если уж Амели рассказывает двоечникам не урок, а заклинания для лучшего запоминания, то это конец.
Мы с Бьеном устроились за единственным свободным столом – последним – и несколько секунд с легким злорадством наблюдали за умственными потугами однокашников, что для большинства из них было делом непривычным, а потом открыли книгу и жадно вцепились в нее, как два коршуна.
Конечно, не наелся, так не налижешься, но мы упорно не хотели признавать эту прописную истину по очень важной причине – пересдачи принимал только сам синьор Помидор.
Через двадцать минут подготовки должен был появиться преподаватель, и мы с Бьеном еще отчаяннее уцепились за учебник, как будто надеясь, что нас не смогут от него отцепить и позволят сдавать экзамен в его компании. Мечты! Хотя было бы неплохо…
Когда из коридора донесся панический вопль кого-то из наших: «Синьор Помидор идет!» – до нас не сразу дошел смысл этих слов. А когда мы поняли…
В дверях образовалась давка, достойная полотна, живописующего Великую битву нечисти с людьми. Все спешили поскорее покинуть кабинет, чтобы не попадаться на глаза Пасидону и все-таки не сдавать экзамены ему.
Мне было страшно, как не было даже на практиках. Ведь от этого экзамена зависело мое дальнейшее обучение: одна двойка – и ты вылетаешь из Института!
Я с отчаянием поняла, что до двери мне не добраться, оттуда уже не выберутся даже те, кто успел. Кажется, мы с Бьеном это поняли одновременно, потому что, не сговариваясь, шлепнулись на пол под стол, скрючившись в три погибели и прижав к себе учебник. Я схватилась за один его край, Бьен – за другой, мы дрожали, как мыши под веником, но с заветной литературой расстаться не могли.
5 
