133 
98. И тогда вмешались маркиз Бонифаций Монферратский и Бодуэн, граф Фландрии и Эно, и граф Луи, и граф Гюг де Сен-Поль, и те, кто держал их сторону, и они сказали, что заключат это соглашение, ибо будут опозорены, коли отвергнут его. И вот они пошли в дом дожа; и были вызваны послы; и заключили соглашение на таких условиях, о которых вы уже слышали, скрепив его клятвами и грамотами с висячими печатями.
99. И книга поведает вам, что было только 12 человек, которые принесли клятву со стороны французов, а больше не нашлось. Среди них были маркиз Монфер-ратский, граф Бодуэн Фландрский, граф Луи Блуаский и Шартрский, и граф Гюг де Сен-Поль, и восемь других, которые держали их сторону. Так заключено было соглашение, и изготовлены грамоты, и назначен срок, когда прибудет молодой наследник; и сроком этим определен был пятнадцатый день после Пасхи.
(Там же)
Захват Константинополя
LXX. ...Дело было в пятницу, примерно за 10 дней до вербного воскресенья (9 апреля 1204 г.), когда пилигримы и венецианцы закончили снаряжать свои корабли и изготовлять свои осадные орудия и приготовились идти на приступ. И тогда они построили свои корабли борт к борту, и французы перегрузили свои боевые орудия на баржи и на галеры, и они двинулись по направлению к городу, и флот растянулся по фронту едва ли не на целое лье; и все пилигримы и венецианцы были превосходно вооружены...
LXXI. Когда корабли должны были вот-вот причалить, венецианцы взяли тогда добрые канаты и подтянули свои корабли как можно ближе к стенам; а потом французы поставили свои орудия, свои «кошки», свои «повозки» и своих «черепах» для осады стен; и венецианцы взобрались на перекидные мостки своих кораблей и яростно пошли на приступ стен; в то же время двинулись на приступ и французы, пустив в ход свои орудия. Когда греки увидели, что французы идут на приступ, они принялись сбрасывать на осадные орудия французов такие огромные каменные глыбы, что и не скажешь; и они начали раздавливать, разносить в куски и превращать в щепы все эти орудия, так что никто не отваживался остаться ни в них самих, ни под этими орудиями, а с другой стороны венецианцы не могли добраться ни до стен, ни до башен, настолько они были высокими; и в тот день венецианцы: и французы ни в чем не смогли достичь успеха — ни завладеть стенами, ни городом. Когда они увидели, что не могут здесь ничего сделать, они были сильно обескуражены и отошли назад...
LXXI1. ...Когда бароны возвратились и сошли с кораблей, то собрались вместе и в сильном смятении сказали, что это за свои грехи они ничего не смогли предпринять против города, ни прорваться вперед; и тогда епископы и клирики войска обсудили положение и рассудили, что битва является законной и что они вправе произвести добрый приступ, — ведь жители города издревле исповедовали веру, повинуясь римскому закону, а ныне вышли из повиновения ему и даже говорили', что римская вера ничего не стоит, и говорили, что всё, кто ее исповедуют, — псы; и епископы сказали, что они поэтому вправе нападать на греков и что это не только не будет никаким грехом, но, напротив, явится великим благочестивым деянием.
LXXII1. И тогда стали скликать по всему лагерю, чтобы утром в воскресенье (11 апреля) все явились на проповедь: венецианцы и все остальные; так они и сделали. И тогда стали проповедовать в лагере епископы... и они разъясняли пилигримам, что битва является законной, ибо греки — предатели и убийцы и им чужда верность... И епископы сказали, что именем Бога и властью, данной им апостоликом, отпускают грехи всем, кто пойдет на приступ, и епископы повелели пилигримам, чтобы они как следует исповедовались и причастились и чтобы они не страшились биться против греков, ибо это враги Господа...
LXXIV. Потом, когда епископы отговорили свои проповеди и разъяснили пилигримам, что битва является законной, все они как следует исповедовались и получили причастие. Когда настало утро понедельника, все пилигримы хорошенько снарядились, одели кольчуги, а венецианцы подготовили к приступу перекидные мостики своих нефов, и свои юиссье, и свои галеры; потом они выстроили их борт к борту и двинулись в путь, чтобы произвести приступ; и флот вытянулся по фронту на доброе лье; когда же они подошли к берегу и приблизились насколько могли к стенам, то бросили якорь. А когда они встали на якорь, то начали яростно атаковать, стрелять из луков, метать камни и забрасывать на башни греческий огонь; но огонь не мог одолеть башни, потому что они были покрыты кожами (смоченными водой). А те, кто находились в башнях, отчаянно защищались и выбрасывали снаряды, по меньшей мере, из 60 камнеметов, причем каждый удар попадал в корабли; корабли, однако, были так хорошо защищены дубовым настилом и виноградной лозой, что попадания не причиняли им большого вреда, хотя камни были столь.велики, что один человек не мог бы поднять такой камень с земли... И во всем имелось не более четырех или пяти нефов, которые могли бы достичь высоты башен — столь были они высоки; и все яруса деревянных башен, которые были надстроены над каменными, а таких ярусов там имелось пять, или шесть, или семь, были заполнены ратниками, которые защищали башни. И пилигримы атаковали так до тех пор, пока неф епископа Суассонского не ударился об одну из этих башен; его отнесло прямо к ней чудом Божьим, ибо море никогда здесь не бывает спокойно; а на мостике этого нефа были некий венецианец и два вооруженных рыцаря; как только неф ударился о башню, венецианец сразу же ухватился за нее ногами и руками и, изловчившись как только смог, проник внутрь башни. Когда он уже был внутри, ратники, которые находились на этом ярусе, — англы, даны и греки, увидели его и подскочили к нему с секирами и мечами и всего изрубили в куски. Между тем волны опять отнесли неф, и он опять ударился об эту башню; и в то время, когда корабль снова и снова прибивало к башне, один из двух рыцарей — его имя было Андрэ де Дюрбуаз, поступает не иначе, как ухватывается ногами и руками за эту деревянную башню и ухитряется ползком пробраться в нее. Когда он оказался в ней, те, кто там были, набросились на него с секирами, мечами и стали яростно обрушивать на него удары, но поелику благодарением Божьим он был в кольчуге, они его даже не ранили, ибо его оберегал Господь, который не хотел ни чтобы его избивали и дальше, ни чтобы он здесь умер. Напротив, он хотел, чтобы город был взят... И потому рыцарь поднялся на ноги и, как только поднялся на ноги, выхватил свой меч. Когда те увидели его стоящим на ногах, они были настолько изумлены и охвачены таким страхом, что сбежали на другой ярус, пониже. Когда те, кто там находились, увидели, что войны, которые были над ними, пустились бежать вниз, они оставили этот ярус и не отважились долее оставаться там; и в башню взошел затем другой рыцарь, а потом и еще немало ратников: И когда они очутились в башне, они взяли крепкие веревки и прочно привязали неф к башне, и, когда они его привязали, взошло множество воинов; а когда волны отбрасывали неф назад, эта башня качалась так сильно, что казалось, будто корабль вот-вот опрокинет её или — во всяком случае так им мерещилось от страха — что силой оторвет неф от нее. И когда те, кто помещались на других, более низких ярусах, увидели, что башня уже полна французов, то их обуял такой великий страх, что никто не осмелился долее оставаться там, и они все покинули башню... А между тем, как только эта башня была взята столь чудесным образом, о другую башню ударился неф сеньора Пьера де Брешэля; и когда он ударился об нее снова, те, кто был на мостике нефа, храбро атаковали эту башню, да так успешно, что чудом Божьим и эта башня тоже была изята.
133 
