204 
Гектор ответил:
— Не подвергая сомнению груз ответственности, лежащий на цивилизации, я собираюсь рассмотреть техническую сторону вопроса: как нести «бремя белых» и при этом не стать негодяем. Карл Поппер и «открытое общество», скажи мне, о сын Фетиды, гарантируют они нам жизнь? Или Иммануил Кант и «категорический императив» — оспаривает ли это «военное право»?
Ахилл ответил так:
— Они лишь отодвигали рассмотрение этого вопроса в иную, практическую плоскость, то есть передоверяли это решение нам, профессионалам. Да, хорошо бы перейти к вечному миру (познакомься с текстом, который так любят эллинские мещане, — со статьей «К вечному миру»). Да, правильно было бы относиться к другому так, как ты хотел бы, чтобы относились к тебе, относиться к противнику как к цели в себе, но не как к средству для своих целей. Но что поделать, если я наблюдаю за вами, троянцами и вижу, что вы сами к себе не относитесь как к цели в себе. Вы стали игрушкой низкой страсти Париса, не вняли голосу рассудка и не послушались знамений богов, вы позволяете себя угнетать горстке богатых и ленивых, можно ли мне, свободному гражданину, с этим смириться? Не следует ли приучить вас к тому, чтобы вы сами себя стали уважать и поднялись выше по ступеням развития? И если для этой цели придется пожертвовать некоторым количеством особей человеческого рода, еще не осознавших своего внутреннего значения, не в этом ли состоит мой долг эллина?
Гектор на это ответил:
— Придет время, Пелид, и ты сам и твои соратники измените своему долгу белых — вы переймете обычаи нашей азиатской праздности, вы перещеголяете нас в щегольстве, и переплюнете в лени и сластолюбии. Настанет пора, и твое собственное общество сделается вялым и дряблым, способным лишь к необременительным удовольствиям и безнаказанному воровству, вы полюбите украшения и побрякушки, и даже слово «эллинизм» станет обозначать упадок по отношению к героической поре твоих злодейств. И тогда другой, уже не ты, задаст вопрос: где же ваша цель, эллины? И тогда твое государство падет жертвой такого же, как ты, Пелид, сын Фетиды, — такого же безжалостного и надменного человека. И это он скажет, что именно его безжалостность есть воплощение цели в себе.
Ахилл же сказал так:
— Когда это время настанет, я не буду себя оплакивать. Я приму его как награду за труды. Я останусь в песнях и сказаниях моего народа как герой, как образец для тех, что придут за мной и даже — пусть так! — уничтожат меня и моих потомков. Я принес в этот мир силу, это так, но я сделал большее — я вместил силу в понятие «права» и «морали», и эта связь будет жить дольше меня. Я воспитатель этого мира, и должен быть строг.
Гектору мало что оставалось сказать, однако он добавил еще несколько слов:
— Ты и сам когда-то был учеником и получил воспитание. Кентавры, воспитавшие тебя, самого прекрасного из эллинов, уничтожены эллинами. Так ты отблагодарил их, Пелид, и я знаю, эллины не оглядываются назад. Это не остановит движение, я знаю. Пройдут века, и люди, наступающие другому на горло, все еще будут говорить об ответственности перед тем, кого они топчут. Трудно оспорить, что в девятнадцатом веке не существовало страны просвещеннее и философии гуманнее, чем эллинская страна Германия и немецкая философия. Так же странно было бы отрицать тот факт, что именно страна Канта представила миру Гитлера как окончательное решение не только еврейского и троянского вопросов, но и самого категорического императива. Твое воспитание совершенно, о лучший из эллинов. Достаточно лишь поставить худшую половину человечества на службу лучшей, и все встанет на свои места. В условиях рабства — назови его хоть домашним афинским рабством, хоть колониализмом, хоть постмодернистской политикой, — хозяевам легче дается осознание цели в себе. Потенциальные победители той, будущей Второй мировой войны, безусловно рассматривали себя как «цель в себе». Цель в себе несешь и ты, Ахиллес богоравный. Но не я.
Однако последнее слово должно было остаться за Ахиллом. Он сказал:
— Ты, Гектор, совершаешь типичную для варварского сознания ошибку. Ты понимаешь вещи буквально и не способен к абстрактному мышлению. Ты наивно считаешь, что «цель в себе» — это непременно нечто находящееся внутри субъекта. Но это необязательно. Да, ты прав, я несу цель в себе, внутри своего сознания. Но и вне его тоже. Именно то, что я назвал целью личности, — самовыражение, и определяет ход истории. Я способен делать продукт своего сознания достоянием других, и делать этих других, в частности тебя, лучше и достойнее. Ты тоже — цель в себе. Ты — моя цель в тебе. Начнем же бой.
204 
