25 
Обсуждая выборы в Италии с итальянской знакомой, я услышал: «Ужасно то, что происходит! Все-таки у нас есть традиции демократии!» Я спросил: какие именно? Антонио Грамши или Джузеппе Мадзини? Бенито Муссолини или Лаки Лучано? Фашизм или мафия, боровшаяся рука об руку с американцами против фашизма? Все это разные формы народовластия, это и есть традиция — невозможно вычленить из истории демократии один компонент и объявить традицией именно его.
Да это и не нужно. Сила Берлускони в том, что он аккумулирует традицию в целом, объединяет и левых и правых, и Северную лигу и внучку Муссолини — и все это ради того, чтобы продолжить и развить дело великого Петена, борца за демократию в условиях империи. Берлускони есть высшее достижение демократии сегодня: субстрат власти и политических свобод, прав маленького человека и выгод большого бизнеса.
Подчинись логике империи — и приобрети немного личных свобод. Можно это назвать коррупцией и коллаборационизмом, а можно сказать, что коллаборационизм есть разумная гражданская политика, а коррупция есть условие существования демократии. Биографии Шредера, Ширака, российских вождей, и так далее по списку — сказанное подтверждают. Семинары демократического правителя, которые проводит на Сардинии демократ Берлускони и которые охотно посещают его коллеги, президенты свободного мира, несомненно, есть высшая фаза развитой управляемой демократии. Проди победил, прошло весьма короткое время — и победитель Проди ушел в отставку: сила вещей дала себя знать. И совершенно безразлично, кто придет на его место, — он окажется встроенным в один большой проект, в котором найдется место каждому. Этот проект по видимости плюралистичен и дает каждому право на самовыражение.
Остается только удивляться тому, как разные голоса соединяются в общий радостный хор.
8. Демократия в перспективе Империи
«Есть люди, которые родились рабами», — сказал трезвый Аристотель, но западное общество привыкло оборачивать эту формулу исключительно против общества восточного. Сегодня Запад представляет собой (или кажется, что представляет) развитую правовую систему, тогда как Восток — по мнению Запада — это запущенная система обычаев, бесправий, этнических конфликтов, нуждающихся в правовой коррекции.
Конфликт демократического общества и обществ тоталитарных легко сформулировать, используя аргументы спора между Западной и Восточной римскими империями. Противоречия западных и восточных обществ, обществ либеральных и традиционных, демократических и тоталитарных явлены нам историей Восточной и Западной римских империй словно бы в свернутом виде.
Упреки, адресованные некогда Византии, веками позже были адресованы социалистическому обществу и вообще восточной модели правления: невозможно объединять власть светскую и духовную, это приводит к нарушению гражданских свобод.
Большинство граждан Западной империи (наследники римского права) усвоили главную мысль критиков империи Восточной: обрядовая пышность подавляла там смысл религиозного ритуала, государственная идея заменяла духовные искания, а духовная власть и власть светская были сконцентрированы в одной фигуре — в фигуре басилевса, то есть императора. Если духовный лидер наделяет правом на власть, а светский лидер это право использует, то в лице восточного императора наблюдается явный перебор: право на власть и власть сама по себе — совмещены в одном лице. Знаменитая симфония власти, коей гордится Византия, в глазах западного демократа — нарушение гражданских конвенций.
Советский Союз, славянские социалистические страны и даже некоторые тоталитарные режимы, которые никак не могли считаться наследниками Византии, были уличены в использовании именно этой модели управления — считалось, что такая модель власти и есть родовая примета тирании. В Корее, Сербии, Ираке, Иране, Румынии злокозненные тираны являлись одновременно и духовными отцами нации, то есть являли своей властью вопиющее противоречие с точки зрения римского права: они легитимизировали сами себя.
Россия, переживая изоляцию от Европы, особенно сильно томилась своим прошлым. Одной фразы Чаадаева («Россия пила из нечистого источника»), фразы, вообще говоря, бездоказательной, хватило на то, чтобы поколения демократически настроенных людей стали проклинать свое происхождение и веру отцов. Еще резче о дурном влиянии Византии отзывался де Местр: «преступления и бред, в которые впала Византийская империя», оказали роковое влияние на Россию. И как же обитатели российских бредовых пустырей чаяли вырваться на Запад — к праву и легитимности. Жители тоталитарного государства желали полноценного демократического строя, где понятия не подменяют друг друга, где интимный мир души, мир внутренней свободы не подвластен гнету сатрапа. Представлялось, что именно демократия и обеспечивает разделение мира внутренней свободы и мира внешнего долга. Правитель в демократическом государстве — лишь исполнитель закона, наемный менеджер, но не сатрап.
25 
