очень нудно 
54 
Некогда, в иерархическом обществе Средневековья, существовал особый жанр народного балагана, так называемое карнавальное творчество, противопоставившее себя «высокому» искусству образованных слоев общества. В свое время исследователь Бахтин посвятил немало страниц воспеванию так называемой «народно-смеховой» культуры, которая оспаривает ценности высокого официального канона.
Представляется очевидным, что победившая демократия (повсеместное народовластие) перевело опальную «народно-смеховую», «карнавальную» культуру из положения второстепенного — в главное. Отныне карнавальная, развлекательная культура играет роль высокого гуманизма, а последний за ненадобностью упразднен. Так дети, оставшись дома без взрослых, составляют свое меню исключительно из сладкого.
То, что для высокой гуманистической культуры казалось неприличным и грубым, стало в демократическом обществе эстетической и нравственной нормой и ассоциируется с понятием «свобода». Артист ругается на сцене, демонстрирует публике свой «матерьяльно-телесный низ», художник изображает кляксы и полоски, и зрителям объясняют, что энергия буйного балаганного действа носит очистительно-освободительный характер. Используют слова «свобода», «самовыражение», «личность». Иными словами, понятийный аппарат, терминология заимствованы у искусства высокого, искусства образованной Европы, но само содержание демократической индустрии развлечений — ярмарочное, балаганное. Так возник специальный продукт нашего времени — фигура паяца размерами с Колосса Родосского.
Шаманское, языческое, карнавальное — вот ипостаси демократического сознания.
Особого внимания заслуживают общества, построившие гигантский балаган при отсутствии высокого искусства в своем прошлом. Граждане таких обществ верят, что великая индустрия авангардных развлечений и есть венец развития искусства. Сравнения Леонардо с Ворхолом или Брейгеля с Бойсом — не существует в принципе: живя в мире развлечений, невозможно знать о мире серьезном.
У такого положения дел есть три следствия.
Первое: идеология демократии способна развлекать, но не способна учить. Полоски, кляксы, балаганные проказы не могут нести никакой дидактической нагрузки. Демократическое искусство не пробуждает в зрителе ни сострадания, ни стремления к знанию. Трудно вообразить, что зритель, созерцающий полоски и закорючки, может получить какой-то нравственный урок, испытать душевный трепет. Искусство демократических развлечений лишено того, что описывается словами «благородный порыв». При постоянном снижении требований к содержанию человеческой души и повышении требований к проявлениям внешней энергии, создается специальный тип человека. Существо демократическое — крайне пустое, проказливое существо. Некогда, на заре капитализма, этот тип сознания предрекал Джон-Стюарт Милль. Он писал о том, как вырабатываются общие стадные типы. «Остановитесь, видите ли, куда вы идете, смотрите, душа убывает».
Следствие второе. В обществе — вследствие длительной балаганной пропаганды — возникает неприязнь к обдуманному высказыванию. Таким обществом управлять легче, такое общество никогда не сможет прислушаться к серьезному слову — оно внемлет лишь шутке и приказу. Такое общество можно склонить на какое угодно дело. Религией данного общества является «свобода», понятая как вечная ярмарка, как безнаказанное кривлянье. Отличие сегодняшнего балагана от балагана средневекового состоит в том, что изменился объект иронии. Не народ смеется над властью — а власть имущие потешаются над народом.
Следствие третье. Происходит нечто поистине страшное: тотальное исчезновение сильных чувств и страстей, боязнь трагического, чрезмерного переживания. Отправляясь в музей, открывая книгу, слушая музыку — никто не хочет испытать потрясение, пережить катарсис. Собственно говоря, именно изъятие катарсиса из культуры и произвели демократия и авангард. Сначала демократия отменила роман, картину и симфонию за их излишнюю директивность, а вместе с их исчезновением понизила уровень эмоций и мыслей на порядок. Снижение способности человека (как представителя рода) страдать и переживать трагедию — понижает сопротивляемость человеческого рода в целом. Такое общество удобно в манипулировании, но жизнеспособность его относительна.
19. Копия копии
Двадцатый век провел по миру триумфальное шествие тираний и демократий — и все они были аранжированы в классическом стиле, это были, можно сказать, ретро-режимы. Глядя на сенатские комиссии и капитолии, миллионные парады горожан и колонны легионеров, создается впечатление, что смотришь исторический фильм, и, как правило, фильм плохой. И Гитлер, и Муссолини, и американские президенты, и даже коммунистические бонзы — все они следовали античным образцам и немного актерствовали. Полки маршировали со штандартами, народные трибуны витийствовали на площадях, диктаторы и освободители возводили массивные здания с колоннадами в коринфском стиле. Вообще тяга к классике есть примета новейшей истории, нуворишам хочется чувствовать себя наследниками славы веков, а не мелкими воришками. Сегодняшние архитекторы строят богатым клиентам виллы в античном стиле, а политический язык использует слова «форум», «сенат», «Капитолий». Правящему классу демократии для полноты картины следовало бы перейти на латынь — на том же основании, на каком в аристократическом обществе России некогда использовался французский. Это было бы логично: богатая элита живет в античных виллах, заседает в сенате и говорит меж собой на языке Горация, а электорат живет в блочных домах, в сенате не заседает и изъясняется на родном варварском диалекте.
54 
