Последние отзывы

  68  

Элси когда–то была подружкой Джека — она работала в доме горничной. История, как рассказал мне Джек, была такая: в один из своих приездов в Клеткли Нат Пепис начал делать ей авансы, являлся что ни воскресенье с подарками, пока она не сдалась. Джеку было невыносимо, как он говорил, смотреть на то, что происходит; не потому, что он был влюблен в Элси — он ее не любил, — но потому, что ему было тошно от того, что Нат, благодаря богатству может заполучить все, чего ни пожелает, а он, Джек, огребает конский навоз. И более всего его злило, что Нат Пепис даже не подозревает о его существовании. Джек потому исходил желчью и хотел уехать из Клеткли — чтобы начать новую жизнь.

— И уж тогда, — говаривал он, — больше никто не посмеет мною помыкать.

Мне очень не хотелось, чтобы он уезжал, — наша дружба много значила для меня. Я меж тем просто выполнял свою работу и откладывал понемногу денег, чтоб было на что продержаться, если вдруг когда–нибудь настанет день, и мне захочется уйти так же сильно, как Джеку.

Мне ужасно не хватало Доминик: впервые с нашего знакомства на корабле в Дувр нас разделили. По воскресеньям она приходила на обед к Амбертонам, и с каждой неделей я чувствовал, что мы отдаляемся друг от друга, и не знал, как заполнить эту пропасть. По правде сказать, редко бывали дни, чтобы мы совсем не виделись, поскольку мы с Джеком ели на кухне, и она частенько готовила для нас — это входило в ее обязанности. Она всегда накладывала нам щедрые порции и была дружелюбна с Джеком, хотя я считал, что его пугает ее красота и удивляет то, что мы — «родственники».

— А она хороша, твоя сестрица, — как–то признался он, — хотя, должен признать, на мой вкус тощевата. Вы не слишком–то похожи, верно?

— Не особенно, — сказал я, не желая это обсуждать.

Амбертоны с своей стороны восхищались тем, что мы теперь причастны к жизни в большом доме: наличие в округе соседей–аристократов зачаровывало их. Нас же с Доминик забавляло, что вся деревня столь слепо преклоняется перед этим человеком и его женой. Сущая нелепица, но каждое воскресенье мистер и миссис Амбертон выспрашивали нас о хозяевах, словно выпытывая подробности их жизни, они сами приближались к раю.

— Сказывают, у нее в спальне ковер в три дюйма толщиной, да еще и отороченный мехом, — сказала миссис Амбертон о леди Маргарет.

— Я никогда не была у нее в спальне, — призналась Доминик, — но знаю, что она предпочитает паркет.

— Говорят, у него коллекция ружей, которая может посоперничать с арсеналом Британской армии, не говоря уж о Лондонском музее, и он даже нанял специального человека, который все время чистит и полирует их, — сказал мистер Амбертон.

— Если такой человек и есть, то я его ни разу не видел, — ответил я.

— Я слыхала, когда приезжают их сыновья, они подают каждому по молочному поросенку и пьют только вино столетней выдержки.

— Дэвид и Альфред–младший почти вообще ничего не едят, — пробормотала Доминик. — И оба порицают алкоголь, считают его дьявольским изобретением. А младшего я пока не видела.

После этих обедов я всегда провожал Доминик — лишь в это время нам удавалось побыть вдвоем. Мы шли очень медленно, и если вечер выдавался теплый, останавливались отдохнуть у озера. Лишь в эти часы бывал я счастлив, ибо мы могли побыть вместе без боязни, что кто–то подслушает нас, и не поглядывая все время на часы.

— Я никогда не была так счастлива, как сейчас, — как–то сказала она мне, когда мы шли по дороге, а Брут, собака Амбертонов, столь же шумный, как и его хозяева, носился вокруг. — Здесь так спокойно. Никаких забот. Все кажется таким милым. Я могла бы остаться здесь навсегда.

— Но все может измениться, — сказал я. — И мы не можем остаться здесь навсегда, как бы нам этого ни хотелось, — сказал я, успев нахвататься от Джека независимых суждений. — Мы же не хотим всю жизнь прислуживать кому–то. Могли бы и сами попытать счастья.

Она вздохнула и промолчала. Я поймал себя на том, что подчас уже с трудом думаю о себе, Доминик и Тома, как о «нас». Наша некогда крепкая семья постепенно распадалась из–за нового положения в Клеткли. Я был уверен, что в жизни Доминик появилось много такого, о чем я и понятия не имел. Она рассказывала о подругах, которыми обзавелась в доме и в деревне, о том, как они проводят вместе время; я же, будучи конюхом, естественно, был из этих развлечений исключен. Сам я рассказывал ей о Джеке и уговаривал отправиться на пикник вместе с Джеком и Элси; она соглашалась, но не выказывала особого интереса. Мы отдалялись друг от друга, и это меня беспокоило: я боялся, что однажды утром я приду в Клеткли–Хаус и узнаю, что ночью она покинула дом.

  68