очень нудно 
127 
Тревога больно сжала ему сердце. Куда она могла подеваться?
И тут он увидел ее.
Она стояла босиком на отмели реки, сжав в правой руке острогу, вытесанную из кривой ветки дерева. Она подобрала юбку, заправив ее за пояс, и смутно напомнила ему Диану с того отвратительного гобелена в охотничьем домике. Воинственная охотница подняла копье, вглядываясь в посеребренную луной воду.
На поверхности что-то блеснуло.
Удар острогой!
Промах.
Она терпеливо ждала: долгие минуты.
Справа колыхнулась серебряная гладь воды — и она опустила острогу с такой быстротой, которая не уступала стремительному движению рыбы.
И снова промахнулась.
И снова приготовилась ждать.
И только в третий раз она одержала победу!
Джордан услышал ее торжествующий крик: она высоко подняла бьющуюся на остроге рыбу и вышла с ней на берег.
Когда Марианна подошла к костру, он отступил подальше в тень деревьев. В дрожащем свете пламени она уже не напоминала торжествующую воительницу она была даже более худой и хрупкой, чем при их первой встрече в Таленке. Лицо ее посерело, она тряслась от холода, босые ноги стали совершенно синими от долгого стояния в ледяной реке. Господи, сколько же времени она провела в воде до того, как он ее увидел?
Джордан порывисто шагнул вперед. Ему хотелось окружить ее теплом и заботой, прогнать холод и голод, защитить от всех невзгод…
Он остановился, увидев, что она начала сама о себе заботиться. Она завернулась в одеяло, уселась на матрас и принялась мерно раскачиваться вперед и назад.
Так продолжалось довольно долго, пока она не согрелась достаточно хорошо, чтобы повернуться и взять рыбину. Добыча оказалась немаленькой: ее должно было хватить на сегодня и, может быть, даже на завтра.
Джордан направился к своей лошади. Он ей не нужен. Она приспособилась к ситуации и может позаботиться о себе сама. Она по-своему такая же сильная, как и его мать.
Он сел на лошадь и направился обратно в свой лагерь. Эта длинная и тяжелая поездка оказалась напрасной. Ему следовало бы испытывать досаду и раздражение. А не эту нелепую гордость за нее.
* * *
Джордан…
Среди ночи Марианна вдруг открыла глаза. Почему-то ее переполняло странное чувство умиротворенности и спокойствия. Зачем ей тревожиться? Все будет в порядке. Он простит ей то, что она обязана была сделать. Их размолвка будет недолгой. Ведь он любит ее…
Резкий порыв ветра покрыл рябью водную гладь реки и заставил пламя костра взметнуться выше. Марианна вздрогнула и окончательно проснулась. Поплотнее закутавшись в одеяло, она ощутила порыв отчаяния, еще более резкий, чем ледяной ветер.
Сон. Это всего лишь сон.
Джордан никогда не простит ее, а она и не станет просить прощения. Их пути разошлись и никогда больше не пересекутся. Ей надо привыкнуть к реальности и смириться с этими мучительными мгновениями слабости.
Но как научиться бороться со снами?
* * *
— Рыба уже съедена, — сказал Джордану Нико. — И ей пришлось оставить берег и углубиться в лес.
Он с надеждой взглянул на Джордана.
Джордан ничего не ответил.
— Я тут подумал, — промямлил Нико. — Микель вчера снял несколько жирненьких фазанов. Я мог бы заехать вперед и оставить одного у нее на пути, а она потом его найдет.
Джордан покачал головой.
Нико нахмурился:
— Ничего плохого не случится. Она по-прежнему не будет знать, что мы едем за ней.
— Случится.
Нико пробормотал что-то вполголоса, резко повернул лошадь и пустил ее вскачь вдоль тропы.
— И что же плохого случилось бы? — Грегор внимательно вгляделся в лицо Джордана.
— Может, я просто хочу, чтобы она помучилась, Грегор покачал головой:
— Нет, не в этом дело. Ты готов был помочь ей три дня тому назад.
Джордан минуту помолчал, а потом сказал:
— Она должна сделать все сама.
— Почему?
— Господи, мы и так собираемся отнять у нее плоды ее победы! — не выдержал Джордан. — Будь я проклят, если украду у нее и саму победу! Даже одна женщина из тысячи не смогла бы проделать этот путь без посторонней помощи. Так пусть она по праву гордится тем, что действительно сделала все сама.
Грегор понимающе кивнул:
— Интересно. Ты больше на нее не сердишься?
— Нет, сержусь! Я готов ее придушить. Но это не имеет никакого отношения к тому, о чем мы говорим.
— Интересно, — снова задумчиво проговорил Грегор.
127 
