77 
В основе мифа о Вышинском как о "цепном псе" Сталина абсолютно лживая байка Хрущева, который еще на XX съезде ляпнул, что-де он был инициатором пресловутого тезиса о том, что признание— "царица доказательств". В действительности же Хрущев и вслед за ним и его последователи напрочь передернули одно из высказываний Вышинского. Потому как в действительности он говорил следующее: "В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае, считавшейся наиболее серьезным доказательством, "царицей доказательств"…Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики…"[57] То есть те, кто пустил гулять эту «дезу», не смогли даже разобраться в достаточно простом тексте и понять, что "царица доказательств" — не признание, а пытка. Ну, а то, что Вышинский был категорически против этой практики, естественно, выпущено сознательно. Для нашей интеллигенции, вечно изгибающейся в унисон зигзагам генеральной линии очередного самодержца в Кремле, — подобное вполне нормальное явление. Она еще и не такое может… Интеллигенция, как-никак, не к ночи помянутая…
В циркуляре для работников прокуратуры, где риторика неуместна, Вышинский еще в 1932 г. указывал: "При расследовании дел о контрреволюционных преступлениях, в частности о террористических актах, существеннейшее значение имеют показания самих обвиняемых… Однако сознание обвиняемого и в особенности оговор им других лиц в качестве соучастников ни в какой мере не устраняет необходимости критического подхода со стороны следствия к показаниям обвиняемого, равно как не устраняет необходимости для следствия самым инициативным образом собирать и исследовать объективные доказательства…" Хорош "цепной пес", заставляющий следственные органы все тщательно проверять.
Свою практическую работу на посту Прокурора Союза Вышинский начал с проверки жалоб тех, кто был выслан из Ленинграда после убийства Кирова, — в результате этой проверки 14 % жалоб были удовлетворены. Вот реальный факт. 11 января 1936 года в три адреса — ЦК,Совнарком и НКВД — из Уфы пришла следующая телеграмма: "Мы, нижеподписавшиеся юноши и девушки в возрасте от 18 до 25 лет, высланные из Ленинграда за социальное прошлое родителей или родственников, находясь в крайне тяжелом положении, обращаемся к Вам с просьбой снять с нас тезаслуженное наказание — административную высылку, восстановить во всех гражданских правах и разрешить проживание на всей территории Союза. Не можем отвечать за социальное прошлое родных, в силу своего возраста с прошлым не имеем ничего общего, рождены в революции, возращены и воспитаны советской властью, являемся честными советскими студентами, рабочими и служащими. Горячо желаем снова влиться в ряды советской молодежи и включиться в стройку социализма" подпись .
Ребята не знали, куда обращаться. Молотов переправил письмо в прокуратуру Вышинскому. Практически сразу тот пишет свои соображения:
"считаю необходимым поставить… вопрос о целесообразности в отношении молодежи, оказавшейся высланной только в связи с социальным положением или деятельностью в прошлом их родителей, принять общее постановление… — высылку отменить и разрешить свободное проживание в СССР". Тогда все делалось быстро. Уже 26 февраля 1936 года было принято постановление ЦК и СНК "О членах семей высланных из Ленинграда — учащихся высших учебных заведений или занимавшихся общественно-полезным трудом". А уже 1 апреля был закончен пересмотр дел. 1802 человека из шести тысяч получили право жить, где захотят.
Соблюдая тот же принцип, еще в декабре 1935 года Вышинский обратился в ЦК с предложением пересмотреть приговоры, вынесенные по печально известному закону от 7 августа 1932 года — закону, как его называли в народе, "о трех колосках". В результате десятки тысяч людей получили свободу.
26 мая 1935 года из Тюмени в четыре адреса: секретарю ЦИК Акулову, наркому внутренних дел Ягоде, предсовнаркома Молотову и Прокурору Союза Вышинскому пришла телеграмма: "На мою долю выпала большая честь свыше 40 лет своей жизни служить революционным авангардом пролетариата, в числе первых поднять Красное знамя на юге и пронести его через всю Россию на далекий север, в Якутск. На первых баррикадах на Романовке, по тюрьмам, в ссылке и каторге всегда была на передовых позициях. Последние 17 лет неустанно работала тому же пролетариату на ответственных постах, но достаточно было моему кухонному соседу спекульнуть на бдительности, как на основании его сплетен меня схватили и сослали в Сибирь абсолютно без вины и без всякого преступления с моей стороны. Я требую немедленного полного освобождения, в противном случае я отвечу самоубийством, предельный срок для ответа 15 июня. Политкаторжанка, ветеранка революции Екатерина Романовна Ройзман",
77 
