очень нудно 
55 
Так они боролись еще некоторое время, пока их не остановил крик, внезапно раздавшийся с террасы.
Обе одновременно взглянули вверх. К удивлению Анцеллы, в начале лестницы стояла княгиня.
На ней был изысканный, обшитый кружевами атласный шлафрок, в котором она ходила в своей спальне. Анцелла подумала, что княгиня сама сошла на террасу, поскольку рядом не было ни кресла на колесиках, ни лакея, обычно сопровождавшего ее.
В руке княгиня держала письмо. Она подняла его над головой и, взглянув на маркизу, крикнула:
— Как ты смеешь утверждать, что выходишь замуж за моего сына? Я говорю тебе: это неправда. Он никогда не женится на тебе, никогда! Ты — обыкновенная уличная женщина, начисто лишенная принципов морали. Я скорее убью тебя, чем позволю, чтобы ты им завладела!
Голос княгини срывался от гнева и возмущения. Маркиза отпустила руку Анцеллы и прошипела:
— Как вы смеете читать мое письмо? Вы не имеете права…
— Имею! — вскричала княгиня. — То, что ты написала, — это сплошной обман, слышишь ты, вранье! Ты потаскуха и лгунья и должна немедленно покинуть мой дом!
Сказав это, она подалась вперед, как будто намеревалась спуститься по лестнице и вблизи представить маркизе то, что держала в руке. Однако силы ее подвели. Какое-то мгновение княгиня старалась удержать равновесие, но не сумела и упала на мраморные ступени. С криком она все быстрее покатилась вниз, пока не рухнула прямо под ноги маркизе!
Глава 7
И как только Мария вошла в спальню, Анцелла проснулась, едва услышав ее шага. В страшном предчувствии Анцелла вскочила на постели.
— Княгиня?.. — тревожно спросила она.
— Ее сиятельство умерла два часа назад, — ответила Мария, проходя через комнату, чтобы открыть окно.
— Я обязана была быть… там, — произнесла Анцелла.
— Это вряд ли что-нибудь изменило бы, мадемуазель, — ответила Мария. — Возле нее был врач, но мы ничего не смогли сделать. До самого конца она не приходила в себя.
Голос у Марии задрожал, она вытерла слезы, и при утреннем свете Анцелла заметила ее опухшие веки.
— Мне очень жаль, — выговорила она беспомощно.
Ей действительно не было что сказать. Анцелле казалось, что княгиня была мертва уже тогда, когда ее подняли с земли и перенесли в спальню.
Позже Анцелла пережила кошмарные минуты.
Одного лакея тут же послали разыскать князя Владимира, уехавшего куда-то вместе с великим князем. Кто-то вызвал врача. Прислуга, гости и какие-то другие люди поминутно задавали Анцелле вопросы, на которые она не знала ответа.
Маркиза куда-то исчезла, и Анцелла больше ее не видела.
Мария завладела письмом, которое княгиня сжимала в руке, и передала его Анцелле. Прочесть его Анцелла была не в состоянии, однако заметила приложенный к письму листок бумаги и поняла, что это был чек. Машинально взглянула на цифры: перед глазами у нее была безжизненно распростертая на земле княгиня.
И только когда она осталась одна, когда доктор Гровз отослал ее из спальни, сказав, что она ничем не может помочь, Анцелла вспомнила: чек был подписан рукою князя и на нем значилась сумма в тысячу фунтов.
Минувшей ночью она была слишком возбуждена и измучена, чтобы подумать, в какой связи князь выписал маркизе такую большую сумму. Единственное, что приходило ей в голову, были пронзившие сердце, словно кинжал, слова княгини, которая кричала о том, что ее сын вынужден жениться на маркизе.
«Но ведь он сам стремился к этому, — подумала Анцелла. — Он окутывал тайной свою любовь ко мне, потому что хотел скрыть ее от маркизы, а не от матери!»
Она чувствовала себя так, словно у нее разом отняли гордость и счастье. Как она могла быть настолько слепой и наивной, чтобы думать, будто князь добивается чего-то иного? Он хотел сделать из нее не более чем любовницу! Душевный подъем, который, как ей верилось, завладел также и его сердцем, оказался всего лишь иллюзией.
Но ведь ее предупреждали. Доктор Гровз обращал ее внимание на опасность, но она не захотела слушать.
Анцелле казалось, что она ступила на самое дно черного ада, где покоились ее растоптанные идеалы. Все, во что она верила, что когда-либо любила, потеряло свою ценность и смысл.
Как же я могла быть настолько глупа, все больше впадая в отчаяние, задавала она себе один и тот же вопрос.
Она долго лежала, страдая, пока наконец острая боль не пронзила ее тело и сознание. Тогда, опустошенная, она наконец уснула.
55 
