Глава 1

1820 год

Герцог Рэндольф Освестри покидал свой дом, отправляясь на Парк-стрит в самом отвратительном расположении духа. Усаживаясь в фаэтон, он не переставал думать, что совершает величайшую глупость, согласившись на этот визит.

Он принял решение отправиться к леди Марлен Келстон лишь только потому, что за последние двадцать четыре часа ему трижды доставляли от нее послания, причем в каждом последующем содержалось все более настоятельное требование о немедленном свидании. Герцог не представлял, что могло побудить ее посылать подобные грозные письма после того, как они окончательно расстались почти три месяца тому назад.

Его весьма бурный, но непродолжительный роман с леди Марлен завершился, как и следовало ожидать, унизительной и скандальной ссорой, сопровождаемой взаимными желчными упреками и оскорблениями, после чего он уразумел, какого же свалял дурака, связавшись с этой жуткой особой.

Леди Марлен, уже два сезона подряд блиставшая, затмевая всех прочих дам, на вечерах в Сент-Джеймсском дворце, обладала необычайно вздорным и в то же время непреклонным характером.

Близкие друзья герцога предостерегали его:

— У всех Келстонов в жилах течет дурная кровь.

Герцог теперь был вынужден признать, что приятели оказались правы. Сойдясь с леди Марлей, он познал на собственном печальном опыте, как и в чем проявляется эта пресловутая дурная кровь и какое воздействие она оказывает на характер и поведение некоторых женщин.

Впрочем, на внешней привлекательности этот наследственный порок никак не отражался, а полное пренебрежение его обладательницы условностями и правилами приличия даже добавляло ей шарма в глазах увлеченного ею герцога.

В то время, когда герцог воевал в рядах армии маршала Веллингтона, она уже побывала замужем, но ее супруг, раненный под Ватерлоо, вскоре скончался от последствий этого ранения, и вот уже три года, как она была свободна.

С трудом выдержав положенный срок траура, леди Марлен ворвалась, будто огненный метеор, в жизнь большого света и пользовалась там несомненным успехом. Ее красота завораживала, и когда она соизволила положить глаз на герцога, то, разумеется, он был обречен.

Но уж, конечно, Рэндольф Освестри никак не мог ожидать, что леди Марлен окажется таким кровожадным чудовищем и буквально через несколько дней он ощутит, какой тяжести камень повесил сам себе на шею.

Но если леди Марлен отличалась исключительной твердостью и упрямством, то герцог ей ни в чем не уступал. Вскоре он должен был отпраздновать свое тридцатилетие, и опыт общения с женщинами, самыми разными по характеру и положению, у него имелся немалый.

За ним охотились, гонялись, заманивали в ловушки с того момента, как только он покинул стены школы. Ибо не было в стране более вожделенного жениха для родителей девиц на выданье, обладающего такой привлекательной внешностью, таким огромным состоянием и столь блестящим титулом.

Однако ему удавалось каждый раз вовремя ускользнуть из нежных, но цепких объятий, а строгие требования которые он предъявлял к своим любовницам, позволяли ему очень быстро избавляться от них. Об этих его талантах уже ходили разговоры, так что даже принц-регент как-то сказал ему в шутку:

— Ваши победы столь неисчислимы, а связи столь кратковременны, мой дорогой Освестри, что, вероятно, мы вскоре будем вынуждены ввозить женщин для вас из-за границы. Благо, что война окончилась и континентальная блокада больше не будет служить нам помехой.

Герцог в ответ вынужден был засмеяться. Но в глазах его мелькнула грусть, которую принц-регент не заметил.

Больше всего герцог не любил, когда вслух обсуждались его амурные похождения. Он не допускал в свою частную жизнь вмешательства посторонних.

Но в большом свете, где даже малейший намек на какой-нибудь скандал обсуждался в мельчайших деталях и смаковался во всех подробностях, человеку с подобной внешностью, как ) герцога, с его положением в обществе и богатством скрыть свою частную жизнь от досужих наблюдателей было невозможно.

Одним из поводов для его разрыва с леди Марлен было как раз то, что она слишком много болтала об их связи. Это, с его точки зрения, было непростительно.

Передав поводья своих великолепных лошадей в руки грума, Рэндольф Освестри соскочил с подножки фаэтона, не преминув тут же отметить, что блестящие пуговицы на ливрее слуги, встречавшего его у открытых дверей, не мешало бы почистить.

  1