Чтобы удержаться от слез, она гордо вскинула подбородок.
— Итак, вы сели в экипаж. — Герцог решил облегчить ей задачу. — И что же возбудило в вас подозрения? Чьи-то слова или какая-нибудь деталь? Что-то вас напугало?
— Вот это.
Юдела опустила руку в сумочку, шнурок которой обвивал ее запястье. Подобные ридикюли были в моде в прошлом десятилетии. Герцог был уверен, что эта вещица не куплена, а сделана собственными руками.
В молчании Юдела шарила в ридикюле. На свет появился сначала платочек, потом маленький кошелек с мелочью, а затем, смущенно опустив глаза, девушка достала сложенный вдвое листок грубой бумаги.
Приподнявшись, она протянула его герцогу и, как бы обессилев, вновь опустилась на прежнее место.
Герцог сразу же понял, что это один из тех небрежно отпечатанных рекламных листков, которые в большом количестве подсовываются его приятелям и всем прочим завсегдатаям аристократических клубов.
Несомненно, точно такие же листки адресовывались и ему.
Но, слава богу, его секретарь вполне резонно не показывал их своему хозяину, зная, что он не проявит к ним никакого интереса.
Его губы брезгливо скривились, когда он прочел:
«Миссис Кроули счастлива приветствовать своих глубокоуважаемых посетителей и рада сообщить им, что недавно ее коллекция пополнилась целой плеядой доставленных из Франции непревзойденных красавиц, страстных и соблазнительных, способных на уловки, еще не известные даже самым искушенным знатокам.
Для удовлетворения специфических вкусов наиболее изысканных клиентов миссис Кроули собрала для своего заведения букет свежих цветов, на которых еще не успела высохнуть утренняя роса…»
— Как это попало вам в руки? — спросил герцог, поморщившись от омерзения.
— Я нашла… эту бумагу в экипаже… между подушками сиденья. Не знаю, что пробудило меня прочесть ее… Может быть, я все-таки подумала, что поступаю глупо, не спросив, куда меня везут, и поэтому решила, что на бумаге вдруг окажется адрес.
— А на письме лорда Джулиуса не было обратного адреса? — поинтересовался он.
— Там был адрес клуба. Кажется, он называется «Уайт-клаб».
Герцог сурово поджал губы. Гнев его нарастал с каждым мгновением, как только он начал догадываться, откуда у его братца в последнее время вдруг завелись деньги, причем в довольно изрядном количестве.
Теперь он знал причину, по которой на лице у леди Марлен появилась язвительная усмешка, когда он отказался из родственных чувств выслушивать от нее сплетни о своем брате.
С тех пор как к нему перешел титул герцога Освестри и состояние отца, его брат Джулиус стал настоящей занозой в его теле и доставлял кучу неприятностей. С одной стороны, он возмущался якобы незаслуженным положением старшего брата как главы семьи, а с другой — бесстыдно пользовался его великодушием и преданностью семейным интересам.
Герцог бесчисленное количество раз платил за Джулиуса долги, но, несмотря на то, что тот каждый раз давал обещания в будущем умерить свои аппетиты, он снова приходил к герцогу и клянчил деньги.
Часто герцогу приходилось выручать его из весьма скользких ситуаций, в которые Джулиус попадал, словно делал это нарочно. Он знал, что старший брат дорожит семейной честью, и надеялся, что никогда не оставит в беде непутевого родственника.
Но герцог даже представить себе не мог, чтобы кто-то, носящий имя Вестри, сможет пасть так низко, что станет поставщиком живого товара для публичного дома.
Больше всего его расстраивало то, что правда об этом тщательно скрывалась его друзьями, хотя она давно была известна. Разумеется, им было весьма неудобно поведать старшему брату о позорных поступках младшего. Теперь герцог понял, почему друзья частенько обменивались предупредительными взглядами и смущенно замолкали, когда в разговоре всплывало имя миссис Кроули. Беседы на подобную тему частенько велись между мужчинами после клубных обедов, но в присутствии герцога они всегда почему-то резко обрывались.
Появление на столичном небосклоне каждого нового «веселого заведения» встречалось обычно с восторгом охочими до острых ощущений молодыми людьми и горячо и подробно обсуждалось в их кругу, но вокруг публичного дома миссис Кроули существовал некий странный заговор молчания, хотя он открылся всего три месяца назад. Так, во всяком случае, казалось герцогу.
Теперь же он понял, почему друзья и знакомые так старательно избегали разговоров на эту тему, если герцог находился поблизости.